Жан Буйи - Розы Мальзерба

– Если так, то вы, сударь, никогда не останетесь без дела; и я сама через несколько времени приду попросить вас кое о чем… Но я и забыла совсем, что матушка меня дожидается, что мне надобно поскорее продать свое молоко и возвратиться к ней с деньгами. Простите, сударь!

– Одно слово, мой друг, как тебя зовут?

– Сюзетта Бертран, к вашим услугам!

– Послушай, милая Сюзетта, отдай своим подружкам…

– Ах нет, нет, сударь, не прогневайтесь, ваши деньги нам не надобны; они испортят все наше удовольствие…

– Правда твоя, Сюзетта; я всем имением своим не могу заплатить за то, что вы для меня делаете. По крайней мере, ты позволишь мне себя поцеловать и дать мне слово перецеловать за меня всех подружек своих. Скажи им, что они украсили последние дни слабого старика; что их милая дружба осталась навсегда у меня в душе.

При сих словах старец Мальзерб поцеловал крестьянку в розовую щеку, а Сюзетта присела перед ним и побежала в город, не помня сама себя от восхищения.

Мальзерб любил рассказывать этот анекдот… Несколько дней спустя после его свидания с Сюзеттою (это случилось в воскресенье) услышал он, что вся деревня должна собраться перед его беседкою и что на том самом месте будет пляска. Прощай, мои розы, сказал любезный мудрец. Можно ли вообразить, чтобы которому-нибудь из молодых крестьян не вздумалось подарить свою красавицу прекрасным цветком или чтобы которой-нибудь из крестьянок не пришло в голову украсить розою свой корсет! Но им будет весело; они станут обо мне говорить; я увижу их всех вместе, довольных, счастливых; я буду забавляться их играми; потеряю десять или пятнадцать роз; какая нужда: разве удовольствие не стоит роз? А мое удовольствие будет самое чистое!

Но, опасаясь, чтобы его присутствие не отняло некоторой свободы у веселящихся и не воспрепятствовало им в полноте насладиться тем счастием, которое обещал им ясный день, он не пошел в тот вечер, по обыкновению своему, в беседку, зато на другой день отправился в нее гораздо ранее, любопытствуя узнать, как велико было разорение, причиненное в ней праздником, и вооружившись на всякий случай лопаткою, чтобы загладишь следы разорителей… Но как же он удивился, когда все нашел в прежнем порядке! Розы были все до одной целы; место, на котором происходила пляска, подметено было весьма чисто; дерновая скамья сохранила всю свою свежесть; и над входом беседки висела выплетенная из незабудок надпись: нашему другу. «Как, – сказал он самому себе с чувством, – розы мои посреди веселья шумной и многочисленной толпы сохранены были, как нечто святое. Какое счастие быть так любимым! Этой беседки не променяю на самый великолепный дворец в мире!»

В следующее воскресенье Мальзерб собрался идти на сельский праздник, хотя несколько опасался испортить его своим присутствием. В это самое время камердинер докладывает ему, что в замок пришла молодая крестьянка, которая, заливаясь слезами, просит, чтобы ее к нему допустили. Мальзерб приказывает ее ввести.

– Что с тобой сделалось, моя милая? – спрашивает он у печальной.

– Ах, сударь, надобно вам прежде сказать, что нынче был мой черед поливать ваши розы.

– Что же с тобой случилось?

– Великое несчастие – нынче именинница моя крестная мать, у которой я живу и которая меня воспитала, потому что я бедная сирота. Я подумала, что никто не увидит, и сорвала одну из ваших роз, несмотря на то, что обещалась их не трогать! Но мне хотелось подарить этою розою мою крестную мать.

– Одну розу, – сказал Мальзерб, улыбаясь, – какое важное похищение!

– Ах, Боже мой, очень важное; теперь прости мое доброе имя! Никто не захочет и посмотреть на меня в нашей деревне!

– Почему ж ты так думаешь?

– Томас Латрель, этот негодный пьяница, который подсматривает за молодыми крестьянками, как волк за овцами, увидел, что я сорвала розу, рассказал об этом нашим молодым поселянам, и теперь на празднике никто не хочет со мною плясать… Они все в один голос положили, чтобы мне целый год не ходить поливать ваших роз и не плясать перед вашей беседкою. Крестная мать моя за меня вступилась, однако напрасно; все говорят одно, и даже сам Бастиан с ними согласен… Бастиан… подумайте, сударь, что будет со мною, если мне целый год не плясать на праздниках наших! Бастиан меня разлюбит, и я на всю жизнь останусь в девках!

– Такое наказание уж слишком жестоко. Успокойся, мой друг; я надеюсь, что тебя простят из любви ко мне. Пойдем. Дай мне руку. Я никогда не откажусь быть защитником обвиненного.