Лев Жданов - Царь Иоанн Грозный

Всю эту зиму князья казанские в Москву наезжали, на ставленого царя, на Шиг-Алея жалобились…

Седой важный старик с зеленой чалмой на бритой голове Мурза-Алей, ходжа и князь казанский, и Костров-бек, и Алемердин-мурза, и много других с боярами и дьяками царскими долго толковали.

– Плохо нам жить стало от царя Шиг-Алея! – толкуют все они. – Уж и что он ни творит у нас в юрте – сказать нельзя! Нас убивает и грабит добро наше… Сколько мурз и беков побито – не счесть… Все ради ихнего добра. Хозяина убьет, дом разорит! Пусть лучше государь, великий князь, уберет его… Нам какого ни на есть наместника даст… Все лучше будет. А если сам не захочет Шиг-Алей уйти – пусть только государь прикажет своим стрельцам на Москву вернуться. Наш хан без них часу в Казани не побудет, бегом вон побежит. А мы станем с Москвой по правде жить… Вон у государя больше трехсот человек наших уланов, и мурзы, и князья есть… Пускай одного наместником нам посадит… И будем дружить с Москвой… И ясак дадим, и все порядки заведем, как государь велит… Только бы зверя-хана Шиг-Алея убрал!

– Ведь вот недавно, что только сделал этот изверг! – говорит старик Мурза-Алей и сам дрожит весь, седая борода трясется, на мутных глазах слезы выкатились.

Догадались бояре, про что поминает старик. Давно у них вести из Казани были о последнем злодействе Шиг-Алея, но не моргнув глазом дьяк Клобуков, который принимал гостей, спрашивает:

– А что случилось? Скажи, почтенный князь!

– Слушай… Скажу… скажу… Так вот проклятый хан закон нарушил, так нарушил, что не простит душе его милосердный Аллах… Гостей он позвал… Понимаешь, гостей на пир позвал. Гость – святое дело! Что у вас, московов, то и у нас… Еще больше у нас! Гость – милость Аллаха… А Шиг-Алей всех тех позвал, у кого близкого роду нет, а добра много… Или кто когда-нибудь про него, про хана, слово дурное сказал. А как не сказать? И про бога милосердного, про Аллу, люди недовольное слово порой говорят. Так про злого хана – и вот как ругань идет. И созвал Шиг-Алей… Много… Почти восемьдесят князей, и беки, и мурзы, и уланы знатные. И под конец пира, когда упились те, всех зарезать, как баранов, велел! Всех… И мой там сын-погиб! Кровью весь дворец был залит… На двор кровь пролилась, словно кровавый дождь прошел… А зверь глядел и кричал: «Так всем моим изменникам будет!» И потом все добро убитых себе забрал! Не можем мы его больше терпеть. Если нет нашей силы – лучше вам, урусам, юрт сдадим, но его не желаем! Вот Аллах свидетель! – клятвенно поднял исхудалую, дрожащую руку старик.

И все тут же бывшие князья тоже подхватили клятву:

– Аллах свидетель!

И верят на Москве, и не верят. Может быть, и правда, так уж все люди казанские затравлены, так измучены смутами, которые Москва же в Казани посеяла, что готовы даже на подчинение своей соседке, лишь бы мирно пожить?

А на всякий случай Иван все-таки дал знать в Казань Шиг-Алею, что против него затевается… Если и прогонят его казанцы, все-таки он другом Москве останется, вечным пугалом для юрта мусульманского, потому что все права на трон казанский имеет этот толстый, развратный, жестокий татарин… И в то же время знает он, что без Москвы прав этих ему не осуществить никогда!

Сам Алексей Адашев с князем Димитрием Палецким и с большой приличной свитой поехали к царю. А тут же вторым, негласным посольством, чтобы левая рука не знала подвигов правой, ко всей земле Казанской, к ее бекам и мурзам, снарядилось и второе посольство ото всех живущих на Москве князей татарских. Послы повестили казанцев, о чем говорили князья государю, и склоняли народ поскорей Шиг-Алея свергнуть…

Все это тотчас же стало известно толстому, ленивому на вид, но лукавому царю Шиг-Алею. Задумался он.

А Алексей Адашев мягко так советует:

– Сам видишь, светлый хан, плохи наши дела. Не удержаться тебе. Лукавы твои подданные. Сами к Москве просятся… Право, не удержаться тебе! Вспомни, как они Яналея, брата твоего, ухлопали. Так уйди подобру-поздорову. И нам помоги: все караулы и башни, ворота, входы и выходы в городе нам сдай. И скажи: «Ото всего, мол, отступаюсь! Русским вас, крамольники, отдаю!» И поезжай, по-старому, в свой Касимов-городок, там царствуй. А государь великий князь тебя много пожалует за то: и городами, и казной своей богатой!

Задумался Шиг-Алей. Быстро в голове у лукавого татарина разные мысли проносятся.

«Сдам, – думает, – им Казань, так мне и сюда возврата нет, и на Москве всю цену потеряю. А так, если в борьбе царство им достанется, – мое дело сторона. Да и я еще на что-нибудь пригожусь гяурам…»