Лев Жданов - Царь Иоанн Грозный

– Что же могу я, чада мои? – ответил он на просьбы. – Дело это мирское. Как царь да его ближние бояре решают – так тому и быть.

Но ходатаи не отставали.

Подумал, повздыхал Макарий.

– Ну, ин ладно! – говорит. – Попытаюсь… Правда, такая уж наша доля пастырская: овец, и правых, и заблудших порой, боронить… Идите, чада мои, с миром! Попытаюсь… Бельских да Глинских, конешно, нечего просить. Это Воронцовых рука. А те не смилуются. Немецкая кровь, памятливая! Самого царя-отрока попрошу. Авось уважит старику. Нечасто я докучаю ему!

И на призыв больного архипастыря Иван поспешил явиться к митрополиту.

Правда, не часто тревожил Макарий царя, хотя никогда и отказу в прошенье не знал. Мальчик охотно и нередко, по-старому, захаживал в митрополичьи кельи, вглядывался, как тот работал, молился у себя в небольшой моленной, «крестовенькой», как называл ее Макарий.

И все уважение, всю любовь, какую мог питать Иван к кому-нибудь, питал он к митрополиту.

Умный старик, быстро выйдя из-под опеки Шуйских, вознесших его, правда, на высоту, но поступавших и не по-божески, и неразумно. – Макарий старался поставить себя совершенно независимо, как подобало духовному пастырю всея Руси.

Но в то же время, как человек практический, он понимал, что в мире жить – надо мирское творить!

Незаметно, твердой рукой старался он если не создавать, так направлять события в той исторической драме, которая разыгрывалась вокруг отрока-царя. Дело с виду казалось бы просто: стоило, как и все, стараться проводить на разные места «своих» людей, окружить Ивана, потакать его мелким слабостям и даже крупным порокам… А там и совсем забрать в руки государя.

Так в одной откровенной беседе и советовал митрополиту старый приятель, протопоп Сильвестр.

– Немолод ты, отче! – ответил Макарий. – И опытом искушен, и умом Бог не обидел, а не дело говоришь.

– Кое же не дело? Скажи, отче митрополите!

– А вот, слушай: злых, как думаешь, да скверных мало ли кругом?

– Ой, много!

– То-то ж. Мы так скажем: для-ради устроения земли, для спокою христианского душою покривим, потакнем государю… Он нас возлюбит… Волю нам даст. Надолго ли оно? Иные явятся, совсем душу диаволу предавшие. Да не ради земли или христианского спасения, а ради корысти и прелести земной. Уж они так юношу улестят, на то пустятся, чего мы с тобой, поп, и за райское древо не сотворим. И по маковке нас тогда… Другие придут. И настанет стон и плач и скрежет зубовный! Так ли?

– Пожалуй, правда твоя, отче митрополите. Выходит: и так горе, и инако вдвое.

– Ничего не выходит. Помолчи уж. Твоя речь впереди. Твое слово умное не усохнет, верь!

– Верю… слушаю, отче!

– То-то ж! Скор ты больно! Обмирянился… Нашу, высшую, Божью правду забыл, Христом заповеданную. Сказано есть: «Возлюбите ближнего своего паче себя!» Великое, плодоносное это слово. Злого человека любовью своей ты смягчишь, ненависть в нем погасишь… Ремства не вызовешь, коли видит он, что ты за тем же куском не тянешься, который и он облюбовал… А добрый себя отдаст за любовь. Понял?

– Понял… Да все же: с куском-то как? Надо его доставать же? Без него нельзя же?

– А-ах, отче! Совсем ты школьную науку забыл. Пословки старой не помнишь: двое тягаются – третьему корысть! При нашем куске не то двое: двадцать два спорщика найдутся. Пусть колотятся. А мы подождем. Не уйти куску от нас. Терпенье, терпенье, поп, возьми – и сам целей будешь, и дело лучше сладится. Я уж малолетка вот как узнал. Погоди: все тебе в свой час скажу, как будет дело!

И заступник за христианство, умный, развитой и широко, не по времени, образованный пастырь, который искренно страдал, видя, как медленно строится царство, как тяжко жить слабым и беззащитным земским людям. – Макарий глядел и терпеливо выжидал желанной поры.

Ожидая прихода государева, который обещал в тот же день явиться на зов, Макарий призвал Алексея Адашева.

– Что, сыне, готово твое писание?

– Готово, святый отец. Благослови прочесть, – с поспешностью, свойственною всем авторам, доставая из шапки листки какой-то рукописи, свернутые в трубочку, отвечал Алексей.

– Нет, погоди, Алеша! Дай-ка сюды. Ты мне скажи одно, все по моему сказу писано?

– Все. Как же иначе, святый отец.

– Ин, ладно. Побудь рядом… в келии… Я сам прогляжу. Может, поисправлю что. Уж не посетуй! А ты побудь там. Государь если придет – все жди же! Да вон подвинь поближе лик-то Спаса, что я по тебе писал. С поставцом… Так… Ну, иди с Богом! Дожидайся да Богу молись!