Энтони Троллоп - Барчестерские башни

– Ты не очень-то усердно ищешь заказы, Берти, – заметила сестра.

– Заказы? В Барчестере? Ну кому тут может взбрести в голову увековечить себя в мраморе?

– Значит, ты решил бросить свою профессию?

– Вовсе нет, – ответил он, отделывая шаржированное изображение епископа. – Взгляни, Лотта, как похож этот человечек – особенно облачение! Я сразу занялся бы своей профессией, как ты выразилась, если бы родитель снял мне мастерскую в Лондоне. Но скульптор в Барчестере? Да ведь тут никто не знает, что такое торс!

– Отец не даст тебе ни шиллинга на лондонскую мастерскую, – ответила Лотта. – И не дал бы, даже если бы хотел. У него нет таких денег. Но вот ты сам мог бы кое-что сделать.

– Что же это, черт возьми?

– Видишь ли, Берти, зарабатывать деньги ты не способен.

– Я и сам так думаю, – ответил он, нисколько не обидевшись. – У одних людей есть талант наживать деньги, но они не умеют их тратить. Другие не способны нажить и шиллинга, зато траты – их сильная сторона. По-видимому, я принадлежу к числу последних.

– На что же ты думаешь жить? – осведомилась его сестра.

– Буду считать себя юным вороном и ждать манны небесной. Кроме того, после кончины родителя мы все кое-что получим.

– Да, тебе хватит на перчатки и башмаки. Если, конечно, ростовщики не заберут всю твою долю. Если не ошибаюсь, они и так почти прибрали ее к рукам. Я удивляюсь тебе, Берти: с твоими талантами, с твоей наружностью – и не попробовать устроить свою жизнь! Я с ужасом думаю о том дне, когда отца не станет. Мама, Маделина и я – мы будем бедны, но ты останешься нищим!

– Довлеет дневи злоба его [29] Довлеет дневи… – слова Христа (Мф. VI, 34), означающие по-русски: «Довольно для каждого дня своих забот». , – ответил Берти.

– Ты послушаешь моего совета? – спросила сестра.

– Cela dеpend [30] Смотря какого (фр.). , – ответил брат.

– Ты согласишься жениться на женщине с деньгами?

– Во всяком случае, – ответил он, – на женщине без денег я не женюсь. Но где теперь найдешь богатую невесту? Их всех успевают перехватить попы.

– Поп перехватит и ту невесту, которую я тебе прочу, если ты не поторопишься. Я говорю о миссис Болд.

– Фью-ю-ю! – свистнул Берти. – Вдовица!

– Она очень красива, – возразила Шарлотта.

– И я получу за ней готового сына и наследника.

– Дети часто умирают во младенчестве, – сказала сестра.

– Ну, не знаю. Впрочем, что до меня, то пусть живет, я вовсе не хочу его убивать. Но согласись, что готовая семья – это минус.

– Но ведь он только один! – уговаривала Шарлотта.

– И совсем маленький, как сказала некая горничная.

– Нищие не привередничают, Берти. У тебя нет выбора.

– Я человек разумный, – ответил Этельберт. – И покладистый. Если ты все устроишь, Лотта, я на ней женюсь. Но с условием, что деньги эти существуют на самом деле и что доходом буду распоряжаться я, – по крайней мере, при ее жизни.

Шарлотта попыталась объяснить брату, что ухаживать за своей будущей женой он должен сам, и, чтобы пробудить в нем энергию, принялась восхвалять красоту Элинор, но тут в комнату внесли синьору. Дома, наедине с родными, она довольствовалась двумя носильщиками, которые теперь и уложили ее на кушетку. Одета она была не так парадно, как на вечере епископа, но с большим тщанием, и хотя в глазах ее пряталось выражение озабоченности и боли, она даже днем казалась удивительно красивой.

– Знаешь, Маделина, я женюсь! – сказал Берти, едва слуги ушли.

– Это последняя глупость, которую ты еще не совершал, – отозвалась Маделина. – А потому ты имеешь право попробовать.

– Так, по-твоему, я сделаю глупость? А Лотта настаивает! Но твое мнение весит больше – ты же по опыту знаешь, что такое брак.

– Да, – ответила Маделина с суровой грустью, словно говоря: «А тебе-то что до моей беды? Я ведь тебе не плачусь!»

Берти огорчился, заметив, что обидел ее, а потому подошел и сел на пол у ее изголовья, чтобы помириться с ней.

– Послушай, Мад, я же шутил, ты знаешь. Но серьезно – Лотта советует мне жениться. Она хочет, чтобы я женился на миссис Болд. На богатой вдовушке с прелестным малюткой, очаровательным цветом лица и гостиницей «Георгий и дракон» на Хай-стрит. Ей-богу, Лотта, если я женюсь на ней, то стоять в трактире за стойкой буду сам – эта жизнь, во всяком случае, по мне.

– Что? – воскликнула Маделина. – На этой черномазой дурочке во вдовьем чепце и в платье, которое на нее точно вилами навивали? – Синьора никогда не признавала других женщин красивыми.