Энтони Троллоп - Барчестерские башни

«Нестерпимы!» – простонал настоятель. «Нестерпимы!» – пробормотал щуплый пребендарий. «Нестерпимы!» – подхватил канцлер утробным басом. «Да, конечно», – сказал мистер Хардинг.

– Нестерпимы и ничем не могут быть оправданы, – продолжал архидьякон. – Но, господин настоятель, слава богу, эта кафедра еще наша – ваша, должен был бы я сказать. Эта кафедра принадлежит только настоятелю и духовенству Барчестерского собора, а мистер Слоуп пока еще не имеет к нему никакого отношения. Вы, господин настоятель, предлагаете просить епископа не навязывать нам этого человека, но что, если епископ находится под его влиянием? Я считаю, что все зависит только от нас. Мистер Слоуп может проповедовать в соборе, лишь испросив и получив разрешение, – так пусть же он неизменно получает отказ. Пусть он не будет допускаться к служению в соборе. А если епископ пожелает вмешаться, мы будем знать, что ответить епископу. Высказывалось предположение, что этот человек сумеет пробраться на кафедру, заместив кого-нибудь из младших каноников. Но мы, несомненно, сможем на них положиться, если они будут знать, что настоятель против подобных замен.

– О, безусловно, – сказал канцлер.

Мудрый конклав еще долго вел споры, которые, разумеется, кончились так, как того хотел архидьякон. Они столь давно привыкли к его правлению, что не могли сразу освободиться от этой привычки, а кроме того, все они были настроены против человека, которого он стремился уничтожить.

Такое совещание не могло остаться тайным и скрытым в таком городе, как Барчестер. И о нем не только говорили во всех приличных домах, включая дворец, но речи настоятеля, архидьякона и канцлера даже воспроизводились дословно – со многими добавлениями и украшениями по вкусу рассказчика.

Все, однако, соглашались в том, что мистеру Слоупу больше не позволят открыть рот в Барчестерском соборе; многие считали, что церковным сторожам будет отдан приказ не допускать его на скамьи, а кое-кто из наиболее убежденных сторонников сильных мер заявлял, что его проповедь – достаточный повод для иска и что его привлекут к суду за нарушение тишины и порядка.

Партия его сторонников – восторженно-благочестивые молоденькие дамы и старые девы, жаждущие перемены, – разумеется, тем горячее встала на его защиту. Если им не дадут слушать мистера Слоупа в соборе, они будут слушать его где-нибудь еще; они покинут скучного настоятеля, скучных старых пребендариев и почти столь же скучных, хотя и молодых младших каноников – пусть проповедуют друг другу: они будут вышивать для мистера Слоупа туфли и подушки, сделают из него счастливого мученика и водворят его в какой-нибудь Новый Сион или Новую Вифезду, а собор совсем выйдет из моды.

Епископ с супругой немедленно отбыли в Лондон. Они предпочли избежать объяснений с соборным духовенством касательно проповеди, пока буря не уляжется; но мистер Слоуп, ничуть не обескураженный, остался в Барчестере и рьяно занимался своим делом: льстил тем, кто готов был слушать его лесть, нашептывал духовные наставления глупым женщинам, втирался в доверие к немногим принимавшим его священникам, посещал бедняков, наводил справки обо всех, о ком мог, совал нос во все и тщательно выискивал, что еще требует починки в епископском дворце. Но пока больше не делал новых попыток проповедовать в соборе.

Так в Барчестер пришли смута и раздор.

Среди барчестерских дам, признавших мистера Слоупа своим духовным наставником, не было, разумеется, ни вдовы Болд, ни ее золовки. Когда разразился гнев соборян, эти дамы особенно возмущались чужаком. Иначе и быть не могло. Кто больше любимой дочери регента мог гордиться хором, которым славился собор? Кого могло больнее задеть брошенное ему оскорбление? А в подобных делах миссис Болд и ее золовка были единодушны.

Однако затем их гнев несколько улегся, и я должен с прискорбием сообщить, что эти дамы позволили мистеру Слоупу самому быть своим адвокатом. Недели через две после проповеди, когда они обе сидели в гостиной, мальчик-слуга в курточке со множеством пуговиц, распахнув дверь, к их немалому удивлению доложил о мистере Слоупе. На земле не было человека, чей утренний визит мог бы поразить их больше. Заклятый враг всего самого лучшего в Барчестере вот-вот войдет в их гостиную, а у них нет ни сильного защитника, ни бойких язычков, чтобы оборониться от него. Вдова схватила на руки сына, мирно дремавшего в колыбели, а Мери Болд вскочила на ноги, готовая мужественно умереть ради малютки, если такая жертва окажется необходимой.