Александр Дюма - Сальватор. Книга V

– И о том, и о другом.

– Значит, дорогой мсье, вы являетесь одновременно ее родственником и доверенным лицом?

– Ни тем, ни другим. Я был близким другом Лоредана и полагаю, что этого вполне достаточно для того, чтобы иметь право поинтересоваться дальнейшей судьбой его сестры, которая осталась круглой сиротой.

– Отлично, дорогой мсье… Вы, значит, были близким другом господина де Вальженеза. Но тогда почему же вы обращаетесь ко мне? Ведь я был его смертным врагом.

– Потому что у нее нет родных кроме вас.

– Так значит, вы обращаетесь к моему милосердию?

– Да, к вашему милосердию, если вам так нравится.

– В таком случае, мсье, почему вы разговариваете со мной в таком тоне? Почему вы так возбуждены, нервничаете и дрожите? Человек, который исполняет такую благородную обязанность, которую вы на себя взяли в настоящий момент, не должен так смущаться, как вы. Доброе дело выполняется хладнокровно. Что с вами?

– Мсье, мы здесь не для того, чтобы обсуждать мой темперамент.

– Разумеется. Но мы здесь для того, чтобы обсудить интересы отсутствующего здесь лица. И поэтому мы должны говорить спокойно. Короче говоря, о чем именно вы имеете честь меня спросить?

– Я спрашиваю вас, – с яростью произнес Камил, – что вы намерены предпринять в отношении мадемуазель де Вальженез?

– Имею честь ответить вам, дорогой мсье, что это касается только моей кузины и меня.

– Другими словами – вы отказываетесь отвечать?

– Действительно отказываюсь. Именно это я и хотел вам сказать.

– В таком случае, мсье, поскольку я говорю от имени брата мадемуазель де Вальженез, я расцениваю ваш отказ как отсутствие у вас сердца.

– Что поделать, дорогой мсье! Мое сердце не набито тем же самым, что ваше сердце.

– Я, мсье, если бы меня спросил об этом друг, рассказал бы все откровенно. И не заставил бы его беспокоиться по поводу судьбы сиротки.

– Так почему же в таком случае вы, дорогой мсье, оставили Коломбана в беспокойстве относительно судьбы Кармелиты? – спросил Сальватор.

Американец побледнел и вздрогнул: он попробовал было оцарапать, а его укусили.

– Все, кому не лень, будут досаждать мне этим именем Коломбан! – вскричал в ярости Камил. – Ладно же! Вы заплатите за всех, – продолжил он, угрожающе глядя на Сальватора, – и дадите мне удовлетворение.

Сальватор улыбнулся, как улыбается могучий дуб, видя волнение тростника.

– Значит, небу угодно, чтобы я дал вам удовлетворение! – прошептал он, презрительно намекая на вызов Камила.

Но тот, потеряв голову, устремился к нему с явно агрессивными намерениями. А Сальватор с тем же самым энергичным спокойствием, с каким он действовал уже в трех или четырех случаях на протяжении нашего повествования, схватил занесенную для удара руку Камила, с силой сжал ее и, заставив американца сделать два шага назад, то есть занять ту же позицию, в которой тот был до своего порыва, сказал:

– Вы же сами видите, дорогой мсье, что вам не хватает хладнокровия.

Тут в комнату вошел слуга, державший в руке письмо, которое только что принес запыхавшийся посыльный.

Камил вначале бросил письмо на стол. Но по настоянию слуги снова взял его в руки и, извинившись перед Сальватором, прочел следующее:

«Конрад только что был у меня. Мы были к нему несправедливы. Это – благородное и великодушное сердце. Он дает мне миллион. Спешу сказать вам, что все шаги, которые вы могли бы предпринять в отношении его, отныне бессмысленны. Поэтому поскорее укладывайте чемоданы: вначале мы отправимся в Гавр. Отправляемся завтра в три часа.

Ваша Сюзанна».

– Скажите, что я все понял, – бросил Камил слуге. Затем он разорвал письмо на мелкие клочки и бросил их в камин. – Мсье Конрад, – добавил он, подняв голову и направляясь к Сальватору, – я прошу вас простить меня за мои странные речи. Единственным оправданием их может быть моя дружба с Лореданом. Мадемуазель де Вальженез только что рассказала мне о вашем братском к ней отношении. И мне остается лишь выразить вам мое сожаление относительно моего поведения.

– Прощайте, дорогой мсье, – сурово произнес Сальватор. – А для того, чтобы мой визит не был бесполезным, хочу дать вам один совет: остерегайтесь разбивать сердце женщин. Не у всех них такая же ангельская покорность, как у Кармелиты.

И, кивнув Камилу, Сальватор ушел, оставив молодого американца в смущении по поводу только что произошедшей сцены.