Стэнли Джон Уаймен - Красная кокарда

– Разве необходимо бежать? – вдруг спросила Дениза таким тоном, что я остановился в изумлении. – Разве нет какого-нибудь другого средства?

Шум все приближался.

– Сколько у вас людей? – спросил я.

– А вот и Гаргуф! – быстро отвечала она. – Он вам все скажет.

Обернувшись, я увидел поднимавшегося по лестнице управляющего. Лицо его было решительно и угрюмо. В одной руке он держал канделябр, в другой – пистолет. Я вновь спросил, сколько людей в его распоряжении.

– Здесь все, – упавшим голосом отвечал он, делая вид, что мое присутствие вовсе не удивляет его.

– Только-то?

– Было еще трое. Но двери оказались незапертыми, и они ушли.

– Мадемуазель должна сейчас же удалиться отсюда, – проговорил я поспешно.

– Как это сделать? – равнодушно спросил Гаргуф.

– Через ворота в парк.

– Но они уже там. Дом окружен со всех сторон.

Я вскрикнул от отчаяния, и в следующий момент, как подтверждение его слов, раздался сильный удар в парадную дверь, прокатившийся гулким эхом по всему дому. Вслед за первым ударом послышался второй, третий…

– Вы должны спрятаться, – прошептал я мадемуазель. – Есть же здесь какое-нибудь место для этого… Вы…

– Я не желаю прятаться, – резко отвечала она.

Ее лицо было по-прежнему бледно, и только глаза горели как уголья.

– Это наши люди, и я буду говорить с ними, – продолжала она, храбро двинувшись вперед. – Если они осмелятся…

– Она с ума сошла! – воскликнул я. – Есть еще возможность спастись. Откройте окно!

Я уже хотел отдернуть занавеску, как вдруг передо мной очутился Гаргуф. Он схватил меня за руку и спросил:

– Что вы хотите делать?

– Я сам хочу говорить с ними из окна.

– Они не будут вас слушать.

– Все-таки я хочу попробовать. А это что еще такое?

– Это два охотничьих ружья маркиза. Возьмите одно, а я возьму другое. Мы, по крайней мере, не пустим их на лестницу.

Я машинально забрал одно из ружей. Дверь трещала под градом ударов. Снаружи неслись дикие завывания толпы. Помощи ждать было неоткуда приблизительно в течение целого часа. Сердце у меня невольно упало, и я только дивился мужеству управляющего.

– Неужели ты не боишься? – спрашивал я его, зная, как притеснял он крестьян и в течение многих лет всячески злоупотреблял своей властью над ними.

– Ты останешься при мадемуазель? – продолжал я, чувствуя, как его присутствие возвращает мне самообладание.

В ответ он схватил мою руку, словно железными тисками, и более я не расспрашивал его.

Внезапно одна мысль молнией мелькнула в моей голове:

– Они хотят поджечь дом! Какой смысл нам охранять лестницу, когда они хотят сжечь нас, как мышей!

– В таком случае мы умрем вместе, – промолвил он, ткнув ногой одну из плакавших женщин. – Тише ты, рева! Неужто ты думаешь, что слезы тебе помогут?

Быстро подскочив к окну, я все же отдернул тяжелую занавесь.

В комнату ворвался красноватый свет, заигравший на потолке. Я боялся, что дверь вот-вот слетит с петель и будет уже поздно. К счастью, рама поддалась легко. Я настежь распахнул окно и вскочил на подоконник, как раз над дверью главного входа.

Прямо перед ним горела большая голубятня, посылая к небу длинные языки пламени. Дым пожара несло прямо на парк, и он был весь окутан едкой гарью, сквозь которую местами поблескивали огни. На этом фоне виднелись черные фигуры беснующихся людей, подбрасывающих в огонь солому. За голубятней горел флигель и стог сена. Перед подъездом переливалась волнами толпа: одни били стекла в окнах, другие несли горючие материалы, и все это кричало, шумело и, словно стая демонов, хохотало под треск пламени и звон разбиваемых окон.

Маленький Жан сновал впереди, раздавая какие-то приказания. В середине толпы приплясывала полуголая женская фигура, размахивая головней. Она первая увидела меня и с ругательствами показывала пальцем в мою сторону.

Кто-то из нападавших потребовал молчания, и часть людей, затихнув, тупо уставилась на меня. Большинство, впрочем, грозило кулаками и осыпало меня ругательствами.

– Долой сеньоров! Долой тиранов! – носилось в воздухе.

Начало не предвещало ничего хорошего. Через минуту притихшая было толпа, заметив управляющего, или, быть может, вспомнив о предмете своей ненависти, от которого ее отвлекло мое появление, заревела снова:

– Гаргуфа! Гаргуфа!

Я почувствовал, что бледнею от этого крика.

– Гаргуфа! Подавайте нам Гаргуфа! Мы покажем ему, как обижать наших дочерей!