Стэнли Джон Уаймен - Волчье логово

Не было сомнений (по крайней мере, мы были уверены в этом), что нападение на посланного с письмом было совершено по наущению самого Видама. Еще более удивительным казалось, что он просто не зарезал его, чтобы захватить письмо. Но, обращаясь назад к этому времени, мне кажется, что тогдашним людям нравилось вносить известную игривость в самые возмутительные зверства. Это было время религиозных войн, когда возбуждаются самые ужасные страсти. Казалось ничтожным лишь убить своего врага: с его головой играли, как с мячом (я ничего не прибавляю), а сердце его бросали собакам.

Без сомнения, Видаму с его зверским юмором пришла фантазия, чтобы принесший первое любовное письмо Павана явился к его невесте весь окровавленный и залепленный грязью. Свалка у наших ворот также входила в его план, как оскорбление нашему дому. Вряд ли на гнев Безера могли подействовать успокоительно развязка всей этой истории и заслуженное наказание, которому подвергся моей рукой один из его людей. Поэтому мы тщательно осмотрели все запоры, укрепления и окна, хотя замок был неприступен, так как стоял на скале, спускавшейся крутым обрывом на глубину двадцати футов от его фундамента. Ворота, как говорил нам Паван, можно было взорвать порохом, но мы сделали все приготовления, чтобы вовремя закрыть железную решетку, преграждавшую на середине подъездную дорогу. Если бы даже неприятелю и удалось ворваться через ворота, то он очутился бы в ловушке – узкой крутой дефиле, простреливаемой спереди и с боковых стен. У нас были две кулеврины, которые виконт захватил двадцать лет тому назад в битве при Сент-Квентине в качестве трофея. Мы поставили одну из них в конце подъездной дороги, а другую на террасе, откуда мы могли навести ее на дом Безера, находившегося теперь в нашей власти. В действительности мы не ждали нападения. Но мы также не знали, что могло случиться, и должны были приготовиться ко всему.

У нас не оставалось и десятка слуг, так как виконт взял около двадцати самых надежных людей с собой в Байону. На нас, таким образом, лежала громадная ответственность. Наша главная надежда заключалась в том, что Видам поспешит с отъездом в Париж и отложит Свое мщение, и потому время от времени мы бросали беспокойные взгляды на Волчье логово, ожидая увидеть какие-нибудь признаки скорого отъезда его хозяина. Я был страшно поражен, и все мои надежды разлетелись в прах, когда Жиль с испуганным лицом появился на террасе и объявил, что мсье де Видам у ворот и желает видеть мадемуазель.

– И думать нечего допускать его к ней, – добавил старый слуга, в раздумье почесывая голову.

– Без сомнения. Я сам выйду к нему, – отвечал я решительно. – Поставь Франциска с другим человеком у ворот, Жиль. А ты, Мари, будь поблизости. Круазет пусть останется со мной.

Все эти приготовления заняли одно мгновение, и я встретился с Видамом в начале описанного дефиле.

– Мадемуазель де Кайлю, – сказал я с поклоном, – к сожалению, не совсем здорова сегодня, Видам.

– Значит она не примет меня? – сказал он, взглянув на меня весьма неласково.

– Нездоровье лишает ее этого удовольствия, – отвечал я через силу.

Поистине это был удивительный человек – при виде его вся моя храбрость уходила куда то, должно быть в пятки.

– Значит она не желает принять меня. Хорошо, – повторил он, как будто и не слышал, что я сказал, и эти простые слова прозвучали точно смертный приговор. – Теперь, мсье Ан, я должен поговорить с вами. Какое удовлетворение намерены вы предложить мне за смерть моего слуги? Это был скромный, тихий человек, которого вы убили вчера. Бедняга только излишне увлекся своею преданностью истинной вере.

– Я убил его потому, что он поднял руку на мсье Сент Круа де Кайлю у самых ворот дома виконта, – отвечал я решительным тоном, будучи заранее подготовленным к этому ответу. – Вам известно, мсье де Безер, – продолжал я, – что виконту предоставлено право на жизнь и смерть всех живущих в этой долине?

– За исключением моего дома, – прибавил он спокойным тоном.

– Совершенно верно, но пока ваши люди находятся в стенах вашего дома, – возразил я. – Ибо наказание последовало неожиданно, и человек не имел времени покаяться, то я готов…

– Что?

– Заплатить отцу Пьеру за десять поминовений по его душе.

Я был страшно поражен тем неожиданным впечатлением, которое произвели мои слова. Видам разразился громким смехом.

– Клянусь Пресвятой Девой, любезный друг, – воскликнул он, продолжая смеяться, – уж и потешили вы меня! Вот так шутник! Поминовения? Да ведь убитый был протестантом!