Стэнли Джон Уаймен - Волчье логово

– Они дорого заплатят за это, клянусь Пресвятой Девой! – воскликнул я. – Да еще в мирное время… Негодяи! Жиль! Франциск! – кричал я. – Сюда, ко мне!

Я кинулся искать мое ружье, между тем, как Круазет вскочил на выступ террасы и, приложив руки ко рту, кричал во всю мочь:

– Прочь! Он везет письмо от виконта!

Но эта попытка ни к чему не привела, а я не находил ружья.

С минуту мы были совсем бесполезны, и, прежде, чем я наконец вынес свое ружье из дома, всадник с преследующей его толпой повернули за угол и скрылись от взора за крышами домов. Но, сделав следующий поворот, они должны были уже приблизиться к воротам замка, и я поспешил вниз к подъездной дороге.

Я остановился на минуту, приказав Жилю собрать наших слуг, а Круазет в это время успел уже выйти на узенькую улочку. Я последовал за ним, но меня чуть не сшибла с ног испуганная лошадь со всадником, лицо которого было покрыто кровью и залеплено комьями грязи. Он ничего не мог видеть, и я отскочил в сторону, чтобы пропустить его. Тут я заметил, что Круазет – бравый мальчуган! – схватил за шиворот переднего из бродяг и колотит его эфесом своей шпаги. Между тем, как остальные остановились, несколько опешившие, но глаза их метали грозные взгляды. «Опасный народ, – подумал я, – и большей частью не горожане».

– Долой гугенотов! – закричал один из них, показавшийся мне смелей других.

– Прочь вы, канальи! – крикнул я в ответ, окидывая гневным взором это разбойничье сборище.

– Как вы смеете нарушать королевский мир, презренные твари! Убирайтесь по своим конурам!

Едва были произнесены эти слова, как я увидел, что человек, на которого напал Круазет, выхватил кинжал. Я закричал, чтобы предупредить его, но было поздно. Лезвие опустилось, но, благодарение Богу, острие его ударилось о пряжку на кушаке мальчика и скользнуло в сторону, не причинив вреда. Я увидел и как сталь опять заблестела в воздухе… Злоба была написана в глазах этого человека, но не успел он вновь опустить оружие, как был пронзен насквозь острием моей шпаги. Он повалился, как сноп, увлекая за собой Круазета, за которого схватился коченеющими пальцами.

Я до тех пор никогда не убивал человека и не видел смерти, и мне, наверное, сделалось бы дурно, успей я тогда подумать о том, что сделал. Но думать было некогда. На нас напирала толпа с рассвирепевшими лицами. Опустив глаза, я увидел, что противник мой был мертв. Наступив ногою на труп, я закричал безумным голосом:

– Собаки! Сволочь! Прочь по своим норам! Разве вы смеете поднимать руку на Кайлю! Прочь, а не то по возвращении виконта дюжина из вас будет висеть на рыночной площади!

Должно быть у меня был свирепый вид. Страха я не чувствовал, а только незнакомое мне возбуждение овладевало моим существом. Они подались назад. Неохотно, заминаясь, но толпа стала расходиться. Последними были люди из шайки Безера, к числу которых принадлежал, как я догадался, и убитый мной человек. Я продолжал стоять неподвижно, устремив на них грозный взор, пока улица не опустела, и последний человек не скрылся за углом. Тогда я повернулся и увидел Жиля с полудюжиной наших слуг, с бледными лицами стоявших позади меня. Круазет схватил мою руку с рыданиями.

– О, сеньор! – воскликнул Жиль прерывающимся голосом. Но я взглянул строго на него и оттолкнул Круазета.

– Подымите эту падаль, – сказал я, прикасаясь к трупу ногой, – и повесьте его на этом дереве. Потом ворота на запор! И поворачивайтесь скорее!

Впоследствии Круазет рассказывал мне целую историю о том, что делалось со мною в ту ночь, но сам я ничего не помню. Мне все это показалось страшным сном. Круазет уверял, что ночью я поднялся со своего места (как старший я спал один, а он с Мари вместе помещались на другом тюфяке в той же комнате), пришел к нему и, разбудив его, со слезами и дрожью во всем теле умолял не оставлять меня одного. Так я и проспал подле них до утра. Но, как я уже сказал, я ничего не помню из этого: мне показалось, что я видел какой-то страшный сон, и только по пробуждении я обнаружил себя на одном тюфяке с Круазет и Мари. Так что я не могу утверждать, случилось ли на самом деле все то, что он рассказывал.

Во всяком случае, если меня и мучила совесть, то это продолжалось недолго. Напротив, мне льстило то новое уважение, с которым теперь Жиль и другие слуги относились ко мне. Я не знаю, что думала Катерина о случившемся. Она получила свое письмо и, по видимому, успокоилась: мы ее почти не видели. Мадам Клод была занята приготовлением травяных отваров и лечением раненого посланца. Поэтому было совершенно естественно, что первенство в замке выпало на мою долю.