Мария Башкирцева - Мария Башкирцева. Дневник

Стыдятся, зная, что другие находят это дурным; но если бы не находили этого дурным, то есть если бы это было всеми принято, тогда и не стыдились бы.

Итак: абсолютное совершенство и красота уничтожают, даже предупреждают осуждение, следовательно, уничтожают стыдливость.

9 октября

Рисовала свою певицу с очень близкого расстояния и в ракурсе. На всю эту неделю у меня самое дурное место в мастерской, потому что я поздно пришла в понедельник.

– Но это совсем недурно, – сказал Жулиан, – я даже удивлен, что вы сделали ее так. Это самая трудная поза, и как можете вы работать на таком близком расстоянии? Ну, я вижу, что дело пойдет, как по маслу.

Вот мой мир. Мои выезжают, ездят в театр, я же рисую, в ожидании Масленицы в Неаполе, если мои мысли не изменятся и не произойдет ничего нового.

10 октября

Не думайте, пожалуйста, что я делаю чудеса, потому что Жулиан удивляется. Он удивляется потому, что приготовлялся к фантазиям богатой девушки, и притом начинающей. Мне недостает опытности, но то, что я делаю, верно, и я схватываю сходство. Что же касается исполнения, оно таково, каково может быть после восьмидневной работы.

Все мои сотоварищи рисуют лучше меня, но ни одна не рисует так верно и так похоже. Что заставляет меня думать, что я буду рисовать лучше их, это то, что, чувствуя их достоинства, я не удовольствуюсь, если достигну того же, между тем как большинство начинающих всегда говорят: если бы только я могла рисовать, как та или другая!

У них есть практика, знание, опытность, но эти сорокалетние девушки не сделают ничего лучше, чем делают теперь. Те, которые молоды… рисуют хорошо, у них есть время… но нет будущего.

Быть может, я ничего не достигну, но это будет только из-за нетерпения. Я готова убить себя за то, что не начала четыре года тому назад, и мне кажется, что теперь слишком поздно. Посмотрим.

11 октября

Лино говорит, что сожаления о прошлом бесплодны; я же каждую минуту говорю себе: как бы все было хорошо, если бы я училась уже три года! Теперь я уже была бы великой художницей и могла бы и т. д. и т. д.

Жулиан сказал служанке при мастерской, что я и Шепи подаем наибольшие надежды. Вы не знаете, кто такой Шепи? Шепи – это швейцарка. Какое произношение! Словом, Жулиан сказал, что я могу сделаться великой художницей.

Я узнала это через Розалию. Так холодно, что у меня насморк, но я прощаю все это ради того, что рисую.

А ради чего я рисую? Ради всего того, что я оплакиваю с сотворения мира! Ради всего того, чего мне недоставало и недостает! Чтобы добиться благодаря моему таланту, благодаря… всему чему угодно, но добиться! Если бы у меня было все это , быть может, я не сделала бы ничего.

12 октября

– Знаете что, – сказала я Жулиану, – я совсем потеряла бодрость. Еще вчера одна дама сказала мне, что я не должна работать, не имея никакого таланта.

– Она это сказала, эта дама?

– Ну да, и очень серьезно.

– Отлично, вы можете сказать ей, что через три месяца – три месяца не слишком много, через три месяца вы сделаете ее портрет en face, en trois quarts или в профиль – одним словом, как ей будет угодно, – и недурной портрет, понимаете? Похожий и недурно написанный. Ну, вот она увидит. Через три месяца, и если говорю это здесь и так, что все здесь присутствующие могут меня слышать, это значит, что я говорю не нечто необыкновенное, но нечто верное.

Это собственные его слова, сказанные с южным акцентом, который даже двадцать лет жизни в Париже не могли совершенно изгладить, и тем лучше. Я очень люблю южный акцент.

Винсент Ван Гог. Вид на Париж из комнаты Винсента с улицы Лепик. 1887

13 октября

По субботам в мастерскую приезжает художник Тони Робер-Флери, написавший картину «Последний день Коринфа», которая куплена государством и помещена в Люксембурге. Кроме того, первые художники Парижа время от времени приезжают давать нам советы.

Я начала в прошлую среду, а в субботу на той неделе он не был, так что для меня это было в первый раз. Когда он подошел к моему мольберту и высказал свои замечания, я прервала его:

– Извините… но я начала только десять дней тому назад…

– Где вы рисовали прежде? – спросил он, смотря на мой рисунок.

– Да нигде.

– Как нигде?

– Так, я взяла тридцать два урока рисования, для развлечения…

– Это не значит учиться.