Август Стриндберг - Исповедь глупца

Наконец, баронесса вернулась; она сияла здоровьем и молодостью, освежившись воспоминаниями и общением с друзьями юности.

– Вот и голубь, принесший масличную ветвь, – сказала она, подавая мне письмо от моей мнимой невесты.

Я прочел высокомерную, бесцветную болтовню, излияния бездушной женщины, синего чулка, хотевшей завоевать свободу браком с каким бы то ни было мужчиной.

Прочтя письмо с плохо сыгранной радостью, я захотел, наконец, очистить свою совесть в эту тяжелую минуту.

– Не можете ли вы мне сказать, – начал я, – что же она – невеста этого певца?

– И да и нет!

– Она дала ему согласие?

– Нет!

– Она хочет выйти за него?

– Нет!

– А хотят этого ее родители?

– Они не выносят его.

– Но почему же она непременно хочет принадлежать ему?

– Потому что…. я не знаю!

– Она меня любит?

– Может быть!

– Тогда она просто помешана на мужчинах!

– Она решила выйти за того, кто может ей предложить больше благ! Разве это не правда? Разве она понимает что-нибудь в любви?

– А что вы понимаете под словом любовь?

– Говоря откровенно, это чувство, которое подавляет все другие, стихийная сила, перед которой ничто не может устоять; любовь – она подобна грому, бурному проливу, потоку, буре…

Она взглянула прямо мне в лицо и не сделала мне ни одного упрека в защиту своей приятельницы.

– И вы так ее любите? – спросила она.

В эту минуту меня охватило желание открыть ей правду; но что же тогда мне останется? Связь будет порвана; а эта ложь, которая должна охранить меня от преступной любви, стала мне теперь необходимой. Я уклонился от прямого ответа и просил ее больше не заговаривать об этом; прелестное чудовище умерло для меня, и мне будет очень тяжело забыть ее.

Баронесса делала все возможное, чтобы утешить меня, но должна была признаться, что певец был очень опасен; на его стороне было то преимущество, что он мог влиять личным присутствием.

Соскучившись нашим разговором, барон прервал нас замечанием, что можно обжечь пальцы, вмешиваясь в чужие любовные дела.

Щеки баронессы вспыхнули от гнева при этом грубом замечании, и мне пришлось рассеять надвигавшуюся бурю.

Камень скатился; ложь, первоначально бывшая шуткой, все росла; боязнь и стыд привели меня к тому, что я наконец сочинил сам себе историю и поверил ей. Я взял на себя роль несчастного влюбленного, играть которую мне было не трудно, принимая во внимание настоящее положение вещей. Только предметом моей любви была не она.

Таким образом я был готов запутаться в сетях, расставленных мною же самим. В один прекрасный день я нахожу у себя визитную карточку господина X., таможенного чиновника, другими словами, отца моего чудовища. Я сейчас же ответил на его визит. Маленький старичок, до неприятного похожий на дочь, карикатура на карикатуру. Он обошелся со мной, как с будущим зятем; расспрашивал меня о моей семье, сбережениях, видах на будущее. Дело грозило принять серьезный оборот. Что делать? Я старался показаться ему как можно незначительнее, чтобы отвлечь от себя его отеческие планы. Цель его путешествия в Стокгольм была мне слишком ясна. Он думал избавиться от ненавистного певца; или же красавица решила выбрать меня и послала своего агента поймать меня. Но я был неумолим, уклонялся от встреч, пропустил даже обед у баронессы, изму чил беднягу тестя постоянной погоней за мной, отговаривался серьезной работой в библиотеке, пока, наконец, он не уехал раньше назначенного срока.

Если бы певец знал, кому он был обязан своим несчастливым браком, когда он женился на своей мадонне? Он не узнал этого никогда и приписывал себе одному честь победы.

После этого произошло новое событие, имевшее решающее значение для судьбы всех нас. Баронесса внезапно уехала со своей маленькой дочкой. Было начало августа. Ссылаясь на расстроенное здоровье, она выбрала курорт «Мариенфриден», пустынное местечко на Мефарском озере, где жила с родителями ее кузина.

Этот поспешный отъезд вскоре по возвращении удивил меня. Но, так как это меня не касалось, то я воздержался от всяких вопросов. Через три дня барон пригласил меня к себе. Он был беспокойно и нервно настроен и таинственно сообщил мне, что баронесса скоро вернется.

– Почему? – спросил я, будучи не в силах скрыть своего изумления.

– Потому что… у нее расстроены нервы; климат ей не подходит, она пишет очень неясно, это сильно меня беспокоит. Я вообще не всегда понимаю ее; ей приходят в голову такие безумные мысли; между прочим, ей кажется, что ты сердишься на нее.