Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

– Эк они тебя напугали, старый мой храбрец, своим стреляющим огнем и громами смертоносными,  – прервал его хан с насмешкою.  – Но подожди немного: и нам пришлют казанские самопалы.

– Прости, государь, верному рабу твоему, дерзающему донесть, что требуется большая хитрость, чтоб кидать огонь из сих дьявольских труб.

– По крайней мере, люди наши не станут их страшиться более и считать казаков непобедимыми,  – заметил Кучум.

– Голова моя в твоей руке,  – продолжал визирь, низко кланяясь,  – но верный раб твой считает долгом представить, что для безопасности твоей державы следовало бы удовлетворить просьбу шамана, дабы вступить с казаками в мирные переговоры.

– Рабский раб,  – вскричал с гневом Кучум,  – я покажу вам, что, лишась зрения, я не лишился бодрости души и не струшу шайки разбойников.

– Великий пророк да умудрит тебя, повелитель правоверных, положить преграду кровавому потоку сих ужасных пришлецов, которых доселе ничто не может удержать. Тебе известно, государь, сколь тщетны были первые усилия храброго князя Епанчи: три дня сряду со своими татарами и вогуличами пускал он на казаков тучи стрел с высокого берега Туры. Не остановила их и железная цепь, которую приказал ты протянуть поперек Тобола…

– Виновен в том есаул, допустивший Ермаку обмануть себя,  – прервал его царь.  – Изменник тратил стрелы и время попусту, стреляли в чучелы, которые Ермак поставил на плоты свои вместо казаков, а сам, обойдя предателя лесом, напал на него врасплох. Голова изменника висит на Чувашском мысу…

– Но думный советник твой, Карача, бился пять дней на открытом поле и в засадах, с силою вдесятеро более Ермаковой, а не отстоял ни своих мешков с золотом, ни твоих кадей с медом.

– Разве тебе не известно, что Маметкул сторожит теперь казаков в крепкой засаде с великою ратью? Иртыш не увидит их на берегах своих. Племянник запасся и мешками для голов поганых гяуров,  – прибавил царь с довольной усмешкой.

– Страшусь, повелитель правоверных,  – сказал робко визирь,  – чтоб эти головы не прибежали сюда на своих ногах и с пищалями в руках.

– Таузак! – воскликнул Кучум с негодованием.  – Ты, кажется, из числа тех легковерных тварей, которых напугали волхвы предзнаменованиями о падении моего царства. Завтра же да объявится по всем мечетям и базарам, что глава сих обманщиков, проклятый Уркунду, предан великим пророком в наши руки и понесет достойное наказание за свое коварство. Таузак! – продолжал хан несколько хладнокровнее.  – Я собственными глазами уверился, что явления, которые, по словам их, предвещают падение моего царства, не существуют. Ты знаешь, я давно обещал великие награды тому шаману, который бы их мне показал. К счастью, явился от Ермака Уркунду с известной тебе просьбой, и я дал слово ему все выполнить, если он докажет мне справедливость своих волхвований, иначе грозил ему мучительной смертью. Уркунду согласился: вчера в самую бурную ночь он повел меня без стражи, без свидетелей, на высокую скалу Иртыша. И что же представилось глазам моим? Красный месяц отражал пучину реки кровавым светом, а он уверял меня, что она течет кровью; волны реки ударялись о Чувашский мыс белой пеной, а он заставлял меня принимать их за серебро и золото. Хвала великому Мухаммету, не лишившему меня зрения, доколе я не убедился насчет сего суеверия. Признаюсь, оно начинало грызть мое сердце…

– Государь! Повели и у меня первого отрезать язык за дерзость, но я не смею скрыть, что шаман в твоем и всего мира несчастье обвиняет твою высокую особу…

– Что! Он дерзает еще клеветать на царя сибирского? – воскликнул с гневом Кучум.

– Он клянется светом и тьмою, огнем и водою, землею и небом, повелитель правоверных, что ты увидел бы все сии знамения в воде, на земле и на небе, если б послушался его и не брал с собою кинжала. Острие булата заключает таинственное привлечение злых шайтанов и отпирает, как ключом, врата ада, в который заключены они были его заклинаниями для показания тебе тайны судеб. Тьма преисподней пахнула в твои очи, и они закрылись навеки.

В эту минуту взошел поспешно вестник и донес, что казаки, разбив мурзу Атика, завладели его крепким городом.

– Казаки на Иртыше!  – воскликнул в испуге визирь.

Кучум грозно подвигся на робкого своего вельможу; но, без сомнения, неожиданная весть о приближении казаков вместе с суеверием, утвержденным последним рассказом визиря и чудесностью событий, умерили гнев его и расположили к снисходительности. После продолжительного совещания с верховным министром своим он согласился наконец не только с честью отпустить шамана, но и отдать ему прекрасную казачку, за которую Уркунду именем атамана обещал ему безопасность всем его женам, если б судьба войны представила их в руки победителей, и что, как мы видели выше, привело его в крайнее раздражение.