– За чьей скрепою? – спросил Перепелицын, слушавший с величайшей внимательностью.
– Дьяка Андрея Щелкалова, – отвечал Ласка.
Явления, возвещавшие падение Кучумова царства. – Кучум лишается зрения. – Ужасная тюрьма. – Казаки на Иртыше. – Пышки. – Твердость шамана. – Абалак. – Царица Сумбула. – Велика освобождается из гарема Кучумова.
Страшно ревел Иртыш, ударяя седыми волнами своими, словно железным тараном, в неприступный утес Искера. Грохот и гром, раздававшиеся от сих ударов, умножились еще падением огромных глыб и каменьев, низвергавшихся с большой высоты в кипящие бездны бездонной реки [47] Перпендикулярная высота утеса от поверхности реки около 33 сажен. Старожилы уверяют, что от места, занимавшего Искером, отвалилось уже около 40 сажен.
, а брызги, от того происходившие, с визгом подымались к небесам, подобно неукротимым фонтанам. Но далеко они не досягали еще до вершины утеса, на коем мелькали две человеческие тени. Бесстрашные, они спокойно приблизились к самой оконечности висящего над бездною гранита, как будто для того, чтобы любоваться яростью волн и свирепостью урагана, потрясавших основание, на котором они стояли.
По темноте ночи мудрено бы было угадать, кто эти блуждавшие привидения в ту ужасную минуту и на том ужасном месте, а того еще невозможнее было, от воя стихий, расслышать слов их, если б выкатившийся из-за Панина бугра [48] Высочайшая гора против Тобольска.
огненным шаром огромный месяц не осветил их кровавым заревом, а наставшая тишина, после промчавшегося вихрем урагана, не подала возможности понять их разговора.
– Видел ли, неверующий, знамения, которые предвещают падение твоего царства? – говорил дикий голос, схожий с говором знакомого нам шамана Уркунду, седому старцу бодрой наружности. – Видел ли, как вода в Иртыше кипела кровью, как Чувашский мыс бросал золотые и серебряные искры? Подождем до полуночи, и в твоих глазах русская собака загрызет белого волка [49] По свидетельству мурзы Девлетбая, жившего в городке Бициктуре, Кучуму являлись все сии предвестия и знамения
.
– Да! Я видел достаточно, чтобы повесить тебя со всею братиею проклятых колдунов, пугающих робкий народ мой столь глупыми предвестиями, – отвечал угрюмо старец.
– Нет! Кучум, не греши пред богом, вразумляющим тебя своими знамениями. Благодари его и пользуйся…
– Дерзкий кудесник, – воскликнул Кучум, – я пощажу тебя, чтоб первые лучи солнца осветили твое гнусное тело распяленным на том кресте, который шаманам твоим видится в небеси [50] По его же свидетельству, кроме креста виделся над Искером в воздухе город с христианскими колокольнями.
.
– Если бог не совсем на тебя прогневался, то не допустит тебя до сего безумия, – отвечал смело Уркунду.
– Нет! Я дам тебе жизнь, – сказал Кучум с злобным хохотом, как будто обрадуясь счастливой мысли, – но вырву язык, выколю глаза и забью гвоздями уши, чтоб ты донес пославшему тебя гяуру обо всем, что здесь видел и слышал…
– И все это не спасет царства твоего от Божьего наказания, избравшего уже грозных мстителей за кровь братий моих, невинно пролитую в угодность твоего Магомета.
– Язычник, вещий коршун! – вскричал в ярости Кучум, и выдернул из-за пояса кинжал свой. Но сколь ни быстро было движение раздраженного хана, но еще скорее увернулся шаман от угрожавшего ему удара, острое оружие покатилось к ногам Кучума, и он, зашатавшись, упал на край пропасти, в которую, конечно б, низвергнулся, если б сильная рука не удержала его.
Между тем красный месяц подернулся черной тучей, как щитом закаленным, и опять завыл полуночный ветер. Уркунду (ибо читатели, без сомнения, отгадали, что не кто иной, как шаман наш, удержал хана от падения в пропасть, забыв свою собственную опасность) не мог постичь причины падения своего противника, а того более удивлен был его продолжительным молчанием, не имея возможности за темнотою прочесть причины оного на лице его.
Удивление его еще увеличилось, когда хан, крепко державший его за руку, спросил:
– Кто мой спаситель?
– Я исполнил закон бессмертного Нумы, – отвечал Уркунду.
– Как? Это ты, проклятый кудесник, вырвавший невидимой силой кинжал из моей руки и накликавший эту несносную темноту, от которой я не вижу твоей рожи?
Но черная туча давно уже пронеслась, и тьма уступила место самому светлому мерцанию полной луны. Когда Уркунду взглянул на Кучума, то яркий луч ночного светила осеребрил его бледное лицо и впалые щеки. Он тотчас догадался, что хан лишился зрения.
Читать дальше