Такие думы бросали тень тревоги и уныния на лицо молодого царя. Он начинал бояться своей болезни, ему рисовались печальные картины недавних похорон отца его, царя Алексея. Вспоминались плачущие бояре и служилые, ратные люди, плакавшие сестры и провожавшая гробницу царя в церковь овдовевшая царица-мачеха.
«Что, если печальному шествию суждено скоро повториться?» – мелькнуло в его мыслях. И он сурово настраивался против Матвеева: ведь он заведовал аптекой…
И под влиянием опасения за свою жизнь все росло недоверие к этому боярину, недавно еще властно всем распоряжавшемуся во дворце. В это время, осторожно приподняв тяжелую занавесь двери, вошел в комнату государя его постельничий Языков, напомнивший ему, что уже был час кушать.
Мы оставим юного царя за богато убранным столом в его столовой; на столе расставлены были различные кушанья, из которых каждое должны были отведать кравчий и стольник, прежде чем ставили их на стол. Блюд за столом было очень много. Тут были издали привезенные рыбы, домашняя птица и дичь. Больной царь едва дотрагивался до этих яств и, в знак милости своей, рассылал кушанья те боярам и служилым людям. Стольники рассылали эти блюда со строгим приказанием служителям: «Доставьте все в целости, – если что будет растеряно или съедено дорогой, за то быть вам в ответе!» Но, несмотря на строгое приказание слугам, часто подавались на них боярами жалобы и челобитья, в которых заявлялось, что пожалованные кушанья получены не были.
После стола государь прошел на послеобеденный отдых в свою опочивальню. Пока он спокойно спал на своей высокой постели с тяжелыми занавесями, в соседней комнате должен был находиться его постельничий и другие дежурные служители. После отдыха царя снова собрались во дворец бояре и другие чины, и вместе с ними государь прослушал вечерню в домовой церкви. После вечерни он один прошел в свою комнату, куда был послан Симеон Полоцкий, и остальной вечер провел Федор, беседуя с ним.
Все было тихо в остальных покоях и палатах дворца. Начинало смеркаться; короткий зимний день незаметно сменился сумрачным вечером. В окнах дворца почти нигде не светились огни; окна тогда, по обыкновению, плотно завешивались вечером и заставлялись; тем более что для окон не было тогда двойных рам и самые стекла часто заменялись слюдой. Огни не светили наружу. На площадях Кремля, далеко не таких обширных, какими они являются в наше время, было темно и пусто. Одиноко пробирался кто-то по ним, опираясь на дубовую толстую палку и направляясь ко дворцу. На высокой и худой фигуре проходившего человека развевалась от ветра легкая летняя сорочка, белая, чистая и очень длинная; ноги были обуты в новенькие лапти, а на голове вместо шапки стоял целый сноп густых русых кудрей, подстриженных и торчавших кверху. В сумерках нельзя было разглядеть лица проходившего, но по его свободной и легкой походке, по развязным и стройным движеньям легко было признать в нем человека еще молодого. Пришедший подошел к страже дворца и остановился. Стража глядела на него спокойно, как на привычное явление.
– Куда идешь, человек Божий? – спросил один из стрельцов, державших караул.
– Пропусти раба Божия Ивана наверх к царевнам, – проговорил пришедший тонким ребяческим голоском, который не шел, казалось, к его высокой и крепкой фигуре.
Стража пропустила его ко дворцу, как везде и всегда пропускали Ивана. Иван взобрался на крыльцо дворца; он шел медленно, но с кошачьей легкостью; и дальше сторожа не задерживали его. Внутри дворца один из служителей повел его по длинным переходам и сеням и привел к лестнице, ведущей в терема царевен. Пришедший остановился и, пошарив в кармане, отыскал тонкую восковую свечу.
– Зажги Ивану… – просил он служителя.
Служитель, опустив по цепочке висевший у стены фонарь, отворил одну из его стеклянных сторон и зажег свечу Ивана.
Пришедший поднес свечу к самым глазам и любовался на ее пламя. «Это свет Божий!» – говорил он внушительно. Он поднял свечу над головой, и бледное пламя осветило его высокий лоб, мягкие черты лица и кротко светившиеся глаза темно-янтарного цвета.
– А дашь мне копеечку? – спросил его служитель.
– Нету у Ивана копеечки, – ему не надо! – ответил тонкий голосок.
– У Ивана большие пустые карманы, – проговорил служитель смеясь.
– Ивану ничего не нужно, – все роздал бедным, – ответил Иван.
– Ну вот, возьми копеечку на бедных, – сказал служитель.
Читать дальше