Александра Щепкина - Бояре Стародубские. На заре (сборник)

– Как нам о твоем здоровье не пещись? Ты один у нас остался покровитель наш! – проговорила царевна Софья, опустив на грудь опечаленную голову. Одна из сестер ее подняла к глазам своим шелковую, шитую золотом ширинку, чтобы вытереть навернувшиеся слезы при словах Софьи.

– Все мы сироты, – продолжала свою речь царевна Софья, – без отца и…

– И без мачехи… – проговорил юный царь, значительно взглянув на сестру, по лицу которой мелькнула сдержанная усмешка.

– Правда? – проговорил брат, от которого не укрылась ее улыбка.

– Все мы готовы исполнять приказанья твои, не сетуем на них, – ответила царевна, низко наклоняя перед братом голову. Она поняла намек брата на удаление из кремлевских дворцов мачехи их, овдовевшей царицы Натальи Кирилловны. Софья снова весело подняла голову, гремя при этом подвесями бархатной головной повязки, походившей на корону.

– Я не видел на тебе прежде такой красивой повязки, – проговорил Федор.

– Новая повязка, государь. По моей просьбе вышивальщицам заказывали. Кто ныне был у тебя, государь, из бояр? – спросила царевна.

– Был боярин Матвеев, – ответил царь, задумчиво всматриваясь в лицо сестры.

– Все он! – проговорила царевна Софья, значительно взглядывая в глаза брата.

– И всюду он, – с ударением произнесла боярыня Хитрово. – Посещает он тебя, великий государь, и водит доктора, и заправляет аптекой; а болезнь твоя не покидает тебя за все долгое время! А мы за тебя непрестанно молимся, чтоб исцелил тебя Господь. Глядит ли боярин Матвеев усердно за аптекой, допивает ли он после тебя, государь, остатки лекарства?

– Как велено, все исполняет, кажется, – проговорил юный Федор, но на лице у него пробежали тени неудовольствия, и брови сдвинулись на лбу его.

Если посещение царевен-сестер сперва приятно развлекало его, то долгое пребывание боярыни Хитрово под конец волновало Федора и утомляло. Сама царевна Софья и ее приближенная боярыня, эта великая постница, внушали ему тревожные мысли и подозрения. Лицо его при них теряло свою ясность. Под видом заботливости об его здоровье они пользовались возможностью набросить тень на лица, не любимые ими. В особенности нападали они теперь на боярина Матвеева, опасаясь, что, оставаясь в милости при юном государе, он по-прежнему, как было то недавно еще при жизни царя Алексея, будет держать все в своих руках и станет у них на дороге. Заметив молчание и смущенный вид Федора, царевна поспешила, однако, переменить разговор.

– Ты что-то читал, государь? – спросила она, указывая на книги, лежавшие пред ним на столе.

– Нет. Я отпустил от себя Симеона Ситиановича: ожидал, что придешь ты навестить меня.

– Так мы не станем мешать тебе, государь! – сказала Софья. – Позволь лишь поглядеть, что за книги это, не новые ли?

– Кажется, читывал их Симеон Ситианович и тебе, царевна.

– Да, государь! Много ему благодарна и молю за него Господа за то, что открыл Симеон Ситианович свет очам моим своим учением! – говорила царевна Софья, перебирая книги.

Она нашла между книгами царя «Беседы Иоанна Златоуста», переведенные с греческого языка. Прочла заголовок книги: Василиологион, сборник историй о царях: «персоны Ассирийских, Перских и Греческих и Римских царей», как гласил заголовок книги, построенной , по выражению того времени, в Посольском приказе. Тут же была книга «О избрании на царство Михаила Федоровича» и лежало несколько стихотворных произведений самого Симеона Полоцкого, ученого монаха, призванного когда-то самим царем Алексеем из Полоцка во время похода царя в Литву.

– Мы все с благодарностью чтить должны Симеона Ситиановича, – говорил царь Федор, пока сестра его рассматривала книги, – учит он легко, словно забавляет ученика; а сам он много трудится; он составил столько книг, из них же каждый, когда прочитает их, узнать может много полезного, чему не учился, в ребячестве быв.

– Вся жизнь его обращена на пользу людям всем, – подтверждала Софья похвалы брата Симеону Полоцкому.

– Он же советует и нам, – продолжал Федор, – устроить школу для детей боярских и духовных лиц, чтобы могли они учиться языку греческому и другим наукам.

Царевна внимательно слушала речи брата и, развернув стихотворный сборник Симеона Ситиановича, прочла несколько отрывков из его вирш своим звучным и сильным голосом, причем яркий румянец от смущения и удовольствия разлился по ее лицу, дышавшему здоровьем, которого так недоставало четырнадцатилетнему царю, ее брату!