Егор Ковалевский - Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях

Провожавший нас тусулакчи, человек лет 28, чистой крови, хорошей кости, как выражаются здесь, т. е. хорошего происхождения и чиновный, был особенно весел, подъезжая к Хоримту; он обгонял обоз, задирал шуткой казаков, рассказывал разные прибаутки мне; его открытая, приятная физиономия дышала счастьем: весело было глядеть на него. По приезде на привал, он явился ко мне, как было при встрече, с полным угощением по монгольскому обычаю: за ним несли два ведра кумысу, ведро кирпичного чая, затурана, вареного с молоком, бараньим жиром и мукой, вино, перегнанное из кумыса, пенки из овечьего молока, поджаренные и очень вкусные, арул, осадок от перегонки кумыса в вино, выжатый и высушенный, острого, кисловатого вкуса. – Что бы это значило, чему обрадовался наш тусулакчи? «Я здесь дома, – сказал он, смеясь, – вы у меня в гостях» и он захохотал громче прежнего. – Действительно, смешно было называть своим домом открытое отовсюду, для всех, место; но это были его кочевья, и он, не шутя, называл их своим домом; он смеялся не над странностью выражения, но от полноты счастья, которым была преисполнена душа его при виде родных мест.

Хоримту – обширная равнина, окруженная горами. По ней извивается речка Боро и ручеек Арганату, в нее впадающий. Там, где горы сжимаются, едва пропуская ручей в другую соседнюю долину, они оканчиваются уступами, несколько обрывистыми, в других же местах переливаются, как волны, из одной гряды в другую, все выше и выше, чем далее от равнины. Возвышенности венчаются обо ; покати покрыты мелкой, яркой зеленью, на которой повсюду бродили стада овец, а на высотах козы; в падях виднелись лошади и рогатый скот; на равнине разбросано множество юрт и среди них стояла бедная бревенчатая кумирня, обнесенная частоколом, как всякая здешняя кумирня. Приволья много, вода чистая и в достаточном количестве.

Хорим значит пир, Хоримту – пиршественная (долина). Эта равнина получила свое название по случаю тех пиршеств, которые здесь устраиваются во время облавы.

Надобно сказать, что облава у монголов и маньчжуров не столько потеха, сколько обязанность, служба, и довольно тяжелая. У гуннов, точно так же, как впоследствии у монголов, охота составляла особое учреждение, для поддержания воинственного духа и беспрерывной деятельности в войсках; это был род их военных маневров, со всеми трудностями походов по горам и непроходимым дебрям и опасностями битвы с дикими зверями. Чингис-хан, в своих степных законах, называет облаву школой воина. Отличившийся на охоте награждается также, как бы он отличился на войне. Прежде сами императоры Китая выезжали на облаву, к восточным границам Монголии; но нынешний богдохан, наученный опытом предместника своего, который, вернувшись с облавы, застал в Китае восстание и ворота великой стены для себя запертыми, нынешний богдохан, кажется, ни разу не ездил на облаву; тем не менее, однако, почти через каждые три года отправляют эту службу правители Монголии и Маньчжурии.

Толпы монголов, считающихся в военном звании, стекаются на Хоримту в начале осени, и образуют род военного стана; число их простирается до 10,000 человек; вслед за ними приезжают амбани с огромной свитой; иногда предварительно испытывают собравшееся кочевое войско в стрельбе в цель, иногда прямо приступают к облаве.

На восточной стороне равнины возвышается гора, называемая Ноин-ола, господская гора, за ней, несколько севернее, другая и потом, подалее, третья: все они покрыты лесом, преимущественно березовым, осиновым и сосновым, заросли кустарниками жимолости и шиповника. Облаву начинают с Ноин-ола; амбани помещаются в ущелье, что против кумирни; народ, окружающий лес, постепенно сходится к центру, и гонит на них зверя. Ван, монгольский правитель, стреляет первый, за ним уже другие, составляющие его свиту; солдаты сторожат зверя, прорывающегося через линию, и тогда уже позволяется стрелять из ружья, у кого оно есть; обыкновенно употребляют для этого лук и стрелы. – Зверя довольно всякого, потому что кругом заповедных лесов стоят караулы и не пускают никого в лес, даже за дровами, чтобы не полошили диких обитателей его. За несколько дней до нашего приезда, один бедняк прокрался на Ноин-олу и убил изюбря, которого рога так дорого ценятся в Китае; как-то проведали о том, допытались, уличили в преступлении, и несчастного отправили в колодках в Ургу, где он поплатится дорого за нарушение закона.

Всего более в лесу медведей и диких коз; есть изюбри, дикие кабаны и даже рыси. Охота на всех трех горах продолжается 45 дней.