Восточные Суниты, вместе с западными и 8 другими хошунами, составляют один сейм; главой его Ван восточных Сунитов, который потому называется да-Ван (старший Ван).
Довольные видом зелени и пробудившейся от изнурительного покоя природы, оживленные общим движением и вновь показавшеюся жизнью, а, главное, спокойные насчет корма для лошадей, мы пошли бродить по взгорьям, на которых там и сям торчали юрты.
Навстречу попался монгол, как водится, верхом, в красном нарядном кафтане, правый бок которого он тщательно прикрывал, чтобы мы не заметили прорехи.
– Амур-менду!
– Менду! Откуда идете?
– А что?
– Верно от Цаган-Кереня?
– Почему ты знаешь?
– Еще бы! Я вчера знал, что у него савраска покалечился и что сегодня он хотел приколоть его; я ведь тоже к Цаган-Кереню.
– Вот что!
– А жирен конь? – И монгол посмотрел на нас так лукаво, как будто он насквозь проникал, и это наблюдение привело его, конечно, на мысль о жирном коне и тех лакомых кусках, которые мы съели, потому что он облизался так аппетитно, так самодовольно, что я не мог далее удержаться от смеха.
– Что, разве не было угощения, разве не потчивали вас кониной? Не уж ли вы от него с пустым сердцем и сухим языком!
– С таким пустым сердцем, что и сказать нельзя; ну, совсем без лица идем.
– Ах, он собака, ах, он волк, ах, он старая лисица, скупец этакой! Конь совсем околевает, он и тут не хочет приколоть. А я еще и новый кафтан надел! – И он торопливо прикрыл дыру на кафтане, которую было выказал в пылу досады. – Вы куда? – спросил он нас, видя, что мы уходили, и, вероятно, желая увлечь нас с собой на поиски жирной конины в какую-нибудь более радушную юрту! Мы указали наудачу одно из соседних жилищ. Монгол с презрением поглядел на юрту:
– Там и куска сыра не добудете, не то – что мяса – и он взмахнул нагайкой и вихрем унесся от нас.
Монгольские сказания. – Гесер-хан. – Чингис-хан. – О происхождении одного из предков его. – Происхождение монголов. – Место рождения, смерти и погребения Чингис-хана. – Беседы с монголами. – Удобства и неудобства ранних выездов.
Монгольские пустыни почти вовсе не представляют ни памятников, ни мест, освященных воспоминанием. Даже в Киргизской степи вы часто встречаете могилы, так называемые мазарки, с которыми связано чье-нибудь имя, какое-нибудь происшествие или народная сказка. В Монголии, на пространстве пяти сот верст, вы едва найдете развалины здания, укрепления, или, наконец, памятник китайского тщеславия, начертанную на утесе надпись, свидетельствующую, что «в эти неприступные и никем непроходимые места проникло всесокрушающее китайское войско, на пути к завоеванию Чжунгарии, которой дикие и непокорные орды истреблены непобедимым Сыном Неба.» Не много славных имен осталось в народной памяти. Герой Гесер-хан принадлежит к истории собственно по имени; дела его составляют часть обширной мифологии буддийской: это Геркулес Монголии. Бурхан, избравший тело его своим жилищем, переселился потом в Далай-ламу тибетского, в котором и поныне пребывает. Гесер-хана изображают в буддийских кумирнях верхом на небывалом коне, в сопровождении своего сына и оруженосца с черным лицом.
Имя Чингис-хана скоро также превратится в миф; уже оно окружено таким туманом вымыслов, столько баснословных сказаний приплетено к истории, что сквозь них едва можно отличить настоящий очерк этого необыкновенного человека, которым гордится Монголия и о котором с ужасом вспоминает остальное человечество.
Говоря о монгольских сказаниях, нельзя не рассказать здесь о происхождении одного из предков Чингис-хана; оно очень напоминает собой историю родоначальника царствующего ныне в Китае маньчжурского дома, которую в подробностях рассказал наш русский синолог, к несчастью, так рано умерший, Горский. – История китайская сохранила подобное же сказание о происхождении А-по-си, основателя империи Хитан [6] Visdelou, в своей истории Тартарии, на стр. 81, рассказывает, что мать А-по-си увидела солнце, ниспавшее в грудь ее. ( Claude de Visdelou. Histoire de la Tartarie. – Прим. ред.).
. Но, прежде чем расскажем о предке Чингис-хана, мы должны передать вам повесть о происхождении или сохранении монгольского племени. Сказки и народные предания то же, что лепет ребенка, который понятен только людям, близким ему. В устах моих вам, конечно, покажутся сухи и холодны эти рассказы, но послушали бы вы монгола, и при этой восточной обстановке окрестной природы, и при этом безусловном отчуждении от всякой положительности и цивилизации, и при этом совершенном уединении, – вы верно увлеклись бы им, подобно мне.
Читать дальше