Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг.

Липы – липки! вы мне милы;
Вас я не забуду;
Вас, родные, до могилы
Петь и славить буду.

Часто вам я, липы – липки,
В дни стихов и прозы
Посвящал мои улыбки,
Посвящал и слёзы.

От жены бежал, злодейки,
И от лютой тёщи,
Я чрез тайные лазейки
В липовые рощи;

И прильнув душой печальной
К новой чародейке,
С ней гулял по самой дальной
Липовой аллейке.

И потом, предав забвенью
Горькие ошибки,
Я один сидел под тенью
Одинокой липки.

Шумным роем обсыпали
Пчёлы липку эту;
Сладкий мёд они сбирали
С липового цвету.

После люди мне сказали:
Что ты всё пьёшь воду?
Ты от горя и печали
Лучше выпей мёду!

Стал цедиться мёд душистый
Струйкой золотистой,
А друзья – то подстрекали:
Пей! Ведь липец чистый!

Липец? – Как не пить в собраньи,
Липам в честь и славу,
Добрым людям для компаньи
И себе в забаву!

Вот и пил я что есть мочи,
Славя липку – липу,
А потом и дни и ночи
Спал я без просыпу.

Проспал жар я, выспал холод,
Жизнь пропала даром,
Всё прошло; уснул я – молод,
А проснулся старым.

Еле ходишь, сухопарый,
Ломит поясницу;
Кашель душит, а и старый —
Любишь молодицу.

Вот однажды ей в признаньях
Говорю сквозь слёзы:
«Может, милая, в страданьях
Помогли б мне розы.

Может, это лишь простуда,
И с помёрзлой кровью
Мне согреться бы не худо
Например – любовью». —

«Нет, на розы не надейся!
Слушайся совету, —
Говорит она: – напейся
Липового цвету!

Не любовью согревайся,
С сердцем обветшалым,
А плотнее накрывайся
Тёплым одеялом!»

Стал я пить настой целебный,
Пил его я жадно,
Принял я совет врачебный,
Только всё не ладно.

Скоро, всю потратив силу,
Век я кончу зыбкой:
Вы ж, друзья, мою могилу
Осените липкой!

Пускай говорят, что в бывалые дни
Не те были люди, и будто б они
Семейно в любви жили братской,
И будто был счастлив пастух – человек! —
Да чем же наш век не пастушеский век,
И чем же наш быт не аркадской?

И там злые волки в глазах пастухов
Таскали овечек; у наших волков
Такие же точно замашки.
Всё та ж добродетель у нас и грешки,
И те же пастушки, и те ж пастушки,
И те же барашки, барашки.

Взгляните: вот Хлоя – Тирсиса жена!
Как цвет под росой – в бриллиантах она
И резвится – сущий ребёнок;
И как её любит супруг – пастушок!
И всяк при своём: у него есть рожок,
У ней есть любимый козлёнок,

Но век наш во многом ушёл далеко:
Встарь шло от коровок да коз молоко,
Всё белое только, простое;
Теперь, чтоб другого добыть молочка,
Дориса доит золотого бычка
И пьёт молоко золотое.

Женатый Меналк – обожатель Филлид —
Порой с театральной Филлидой шалит.
Дамет любит зелень и волю —
И, нежно губами до жениных губ
Коснувшись, Дамет едет в Английский клуб
Пройтись по зелёному полю;

Тасуясь над зеленью этих полей,
Немало по ним ходит дам, королей;
А тут, с золотыми мечтами,
Как Дафнисы наши мелки заострят —
Зелёное поле, глядишь, упестрят,
Распишут цветами, цветами.

На летних гуляньях блаженство мы пьём.
Там Штрауса смычок засвистал соловьём;
Там наши Аминты – о боже! —
В пастушеских шляпках на радость очам,
Барашками кудри бегут по плечам; —
У Излера пастбище тоже.

Бывало – какой-нибудь нежный Миртил
Фаншеттину ленточку свято хранил,
Кропил умиленья слезами,
И к сердцу её прижимал и к устам,
И шёл с ней к таинственным, тихим местам —
К беседке с луной и звездами.

Мы ленточку тоже в петличку ввернуть
Готовы. А звёзды? На грудь к нам! На грудь!
Мы многое любим сердечно, —
И более ленточек, более звезд
Мы чтим теплоту и приятность тех мест,
Где можно разлечься беспечно.

Мы любим петь песни и вечно мечтать,
И много писать, и немного читать
(Последнее – новый обычай).
Немного деревьев у нас на корнях,
Но сколько дремучих лесов в головах,
Где бездна разводится дичи!

Вотще бы хотел современный поэт
Сатирой взгреметь на испорченный свет:
Хоть злость в нём порою и бродит —
Всё Геснером новый глядит Ювенал,
И где он сатиру писать замышлял, —
Идиллия, смотришь, выходит.