Александра Анненская: Волчонок

– Где же ты будешь жить? у кого? – спросил он после минутного молчания.

– У Федота Ильича.

Таким образом столь волновавшее Илюшу объяснение кончилось совершенно просто, и он со следующего же дня мог начать работать в типографии.

Вечером Петр Степанович рассказал о неожиданном решении мальчика брату и Курицыну. Оба они очень удивились.

– Однако, твой воспитанник замечательно расчетливый молодой человек, – заметил Курицын. – Он думал, что ты умрешь, и заранее приискал себе новое место.

– Удивительное бессердечие! – вскричал Сергей Степанович. – Благодетель его при смерти, а он так спокойно думает о возможности этой смерти и заботится только о себе!

Петр Степанович не возражал, но в глубине души он чувствовал, что собеседники его неправы. Он смутно помнил, как во время самых сильных болезненных припадков заботливая внимательность Илюши облегчала его страдания; в полубессознательном состоянии, много раз видел он, с какой тревожной любовью следил за ним взгляд мальчика, и казалось ему, что мальчик, который так глядел, так неутомимо терпеливо ухаживал за больным, не может быть холодным, бессердечным.

Через три недели Петр Степанович уехал за границу. Перед отъездом он подарил Илюше несколько хороших книг из своей библиотеки и заставил его взять двадцать пять рублей, чтобы не нуждаться хоть первое время. Илюша, по обыкновению, не сумел выразить благодарности за эти подарки: провожая отъезжавшего на вокзал железной дороги, он не сумел высказать, что всегда будет помнить то добро, какое тот сделал ему, бесприютному ребенку, что всегда будет любить его, что очень, очень огорчен разлукой. Он стоял, молчаливый и угрюмый, сзади всех съехавшихся провожать Петра Степановича, и Петр Степанович сам должен был подозвать его, чтобы поцеловать на прощанье. Но наружности, можно было подумать, что из всех провожатых этот мальчик равнодушнее всех относится к отъезжавшему, а между тем, как только поезд тронулся, Илюша убежал из вокзала, зашел в пустынное место на выезде города, бросился на траву и долго, долго рыдал. Целый день этот бродил он по самым безлюдным местам один со своим горем и когда, поздно вечером, пришел на свою новую квартиру, к Федоту Ильичу, тот испугался его мрачного вида.

– Ты что это, парень, здоров ли? – участливо спросил он; – чего ты такой угрюмый?

– Я здоров, спасибо, спать хочу, – коротко отвечал Илья и прошел в свою комнату.

Комната была очень маленькая, единственное окно ее глядело в стену высокого противоположного дома; вся мебель ее состояла из жесткого кожаного дивана, долженствовавшего заменять и кровать, маленького стола и двух деревянных стульев; но Илюша был совершенно доволен ею. Эта была его первая собственная комната, в которой он чувствовал себя полным хозяином. Возвращаясь вечером из типографии и наскоро поужинав со своими хозяевами, он тотчас же уходил в нее и, чтобы совершенно обезопасить себя от чьих-нибудь посещений, тщательно запирал на задвижку. Обстоятельство это очень смущало Анну Кондратьевну, толстую, краснощекую супругу Федота Ильича.

– Что это за мальчишку ты к нам привел, Федотушка? – озабоченно говорила она. – Совсем он и на мальчика не похож: чем бы с нами посидеть, поговорить, а то хоть в «дурочка» поиграть с Сеней да с Петей, он сидит себе один, словно волчонок какой, да еще запирается, чтобы и мы к нему не вошли.

– Ну, что тебе, что запирается! Парень он тихий, смирный, и деньги платить будет верно, – утешал супругу Федот Ильич, но в глубине души не менее ее удивлялся дикости и необщительности своего молодого жильца.

А Илюше, по правде сказать, было вовсе не интересно слушать нескончаемую болтовню словоохотливых хозяев или возиться с их шумливыми, крикливыми сынками. Да и некогда было ему заниматься разговорами с ними: он твердо решил с первого же дня самостоятельной жизни продолжать свое ученье по гимназическим книгам и тетрадям и отдавать на это каждый вечер часа два. Занятия эти, после целого дня работы, с непривычки очень утомительной, нелегко давались ему. С трудом боролся он со сном, усталостью, часто с досадой замечал, что ему приходится долго задумываться над пониманием того, что прежде давалось легко, часто наталкивался он на такие вопросы, которые без помощи учителя казались ему неразрешимыми. Мальчик приписывал свое непонимание тупоумию, злился на себя, по нескольку дней обдумывал затруднившую его задачу, пока, наконец, не доходил до удовлетворительного разрешения ее. В этом очень помогали ему книги, подаренные Петром Степановичем. Многое, о чем в гимназических тетрадях говорилось неясно, вскользь, было там изложено подробно и толково. Илюша принялся с увлечением читать их.