Уильям Теккерей - Сочинения

Я умышленно не задерживаюсь на описании этой поры моей жизни; события ее малоприятны и представляют интерес разве лишь для моей злополучной особы, так как люди, среди которых я вращался, были отнюдь не подходящей для меня компанией. Молодому человеку трудно было попасть в худшее общество, нежели то, в каком оказался я. С тех пор мне пришлось побывать в Донеголе, но я так и не видел там знаменитого замка Фицсаймонсбурга, и даже старожилы этих мест никогда о таком не слыхали; равным образом, в Хемпширском графстве никто не знавал семейства Грэнби Сомерсетов. Парочка, в чьи руки я угодил, представляла в то время куда более распространенное явление, нежели сейчас, так как последовавшие вскорости непрерывные войны затруднили покупку офицерских патентов лакеям и всякого рода прихлебателям знати; ибо именно таково было общественное положение, с которого капитан Фицсаймонс начал свое продвижение в свете. Знай я это, я бы скорее умер, чем стал с ним якшаться. Но в ту пору легковерной юности я принимал его россказни за чистую монету и считал себя счастливчиком оттого, что с первых же шагов попал в такое почтенное семейство. Увы! Все мы лишь игрушки рока! Стоит мне вспомнить, на каких ничтожных случайностях зиждутся важнейшие события моей жизни, как я прихожу к заключению, что был лишь пешкою в руках судьбы, которая сыграла со мной не одну диковинную шутку.

Капитан вышел из лакеев, да и подруга его принадлежала к тому же племени. Общество, где вращалась достойная чета, состояло из весьма разношерстной братии, так как супруги держали стол для приходящей публики, для всех, кто был готов у них пообедать за достаточно умеренную плату. Закусив, садились, разумеется, за карты, причем игра велась не из любви к искусству. Кто только не бывал здесь: юные гуляки из расквартированных в Дублине частей; молодые чиновники из Замка; любители скачек и^ ночных пирушек; буяны и скандалисты – гроза ночной стражи, словом, всякого рода праздношатающиеся из числа городских шалопаев, которых особенно много водилось в то время в Дублине, несравненно больше, чем в любом другом европейском городе, куда заносила меня судьба. Я нигде больше не встречал повес, которые жили бы так широко на столь скудные средства. Я нигде больше не встречал молодых джентльменов с таким, я бы сказал, призванием к праздной жизни; если англичанин, имея ежегодный доход в пятьдесят гиней, живет как бедняк и трудится в поте лица, то молодой ирландский щеголь при таком же капитале держит собственных лошадей, кутит; напропалую и откровенно бьет баклуши что твой лорд. Здесь вы увидите врача, который в жизни не пользоваль ни одного больного, и под пару ему адвоката, не имеющего ни одного клиента: у обоих ни гроша за душою, но и тот и другой гарцует по парку на отличнейшей лошади и щеголяет в платье от лучшего портного. Прибавьте к этому весельчака священника без прихода, нескольких владельцев винных погребков, потребляющих больше вина, чем доводится им продавать или хранить в своих подвалах, и других подобных прожигателей жизни, и вы получите! представление о том, какие люди вращались в доме, куда я имел несчастье попасть. Знакомство с подобным обществом не сулило ничего хорошего (я умалчиваю о женщинах, они были в своем роде не лучше мужчин), и я в самом коротком времени испытал это на себе.

Что до моих несчастных двадцати гиней, не прошло и трех дней, как я с ужасом увидел, что они куда-то испарились: осталось только восемь – театры и таверны порядком облегчили мой кошелек. Сколько-то гиней я еще, правда, продул в карты; но, видя, что все вокруг играют на мелок и только обмениваются векселями, я, разумеется, чем платить наличными, предпочел этот удобный способ расчета и неизменно придерживался его при проигрыше.

Так же поступал я с портными, шорниками и прочими поставщиками. Рекомендация мистера Фицсаймонса пришлась мне как нельзя более кстати; приняв на веру его утверждение, будто у меня денег куры не клюют (впоследствии я слышал, что негодяй обобрал не одного состоятельного юношу), они некоторое время отпускали мне в долг все, чего бы я ни пожелал. Когда мой кошелек истощился, пришлось заложить кое-что из платья, которым снабдил меня портной: не расставаться же, в самом деле с лошадью, – я ежедневно ездил на ней в парк, к тому же она была мне дорога как память о моем почтенном дядюшке. Я также выручил немало денег за безделушки, купленные у ювелира, – он прямо-таки навязал мне кредит; все это дало мне возможность еще какое-то время играть роль богатого и независимого шалопая.