Соломон Нортап - 12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа

– Ага, уж сегодня-то вам всяко не довелось как следует погулять. Уж я-то покажу вам, что к чему. Уж я-то отучу вас лопать арбузы в день Господень, вы, не соблюдающие субботу ниггеры.

Питер Таннер гордился тем, что строго соблюдал религиозные предписания: в церкви он служил диаконом.

Однако теперь я достиг в своем повествовании момента, когда необходимо перейти от этих легкомысленных описаний к более серьезному и весомому вопросу – второй стычке с хозяином Тайбитсом и к моему бегству через «великую топь Пакудри» [41].

Возвращение к Тайбитсу – Невозможность угодить ему – Он нападает на меня с топором – Борьба за большой плотницкий топор – Искушение убить его – Бегство через плантацию – Наблюдения с изгороди – Тайбитс приближается, сопровождаемый гончими – Они берут мой след – Их громкий лай – Они почти перехватывают меня – Я добираюсь до воды – Гончие озадачены – Мокасиновые змеи и аллигаторы – Ночь в «великой топи Пакудри» – Звуки жизни – Курс на северо-запад – Выхожу из топи к «Сосновым Лесам» – Раб и его молодой хозяин – Добрался до дома Форда – Пища и отдых

В конце месяца, поскольку мои услуги больше Таннеру не требовались, меня вновь отослали через реку к моему злополучному хозяину, который в то время был занят возведением пресса для хлопка. Пресс находился на некотором расстоянии от большого дома, в довольно уединенном месте. Я сразу же начал работать в компании Тайбитса, бо́льшую часть времени проводя с ним наедине. Я вспоминал слова Чапина, его предупреждения, его совет поостеречься, чтобы в какой-нибудь неожиданный момент Тайбитс на меня не напал. Слова его были постоянно у меня на уме, так что жил я в крайне неловком состоянии тревоги и страха. Одним глазом я приглядывал за работой, другим – за своим хозяином. Я решил изо всех сил стараться не давать ему больше поводов для оскорблений: работать еще усерднее, чем прежде (если это возможно), смиренно и терпеливо сносить любые его нападки, за исключением телесных повреждений. Я надеялся тем самым до некоторой степени смягчить его обращение со мной, пока не наступит то благословенное время, когда я вырвусь из его хватки.

На третье утро после моего возвращения Чапин уехал с плантации в Чейнивиль и должен был отсутствовать до самой ночи. Тайбитс в то утро пребывал в одном из его частых припадков хандры и дурного настроения, коим он был подвержен, делаясь еще более неприятным и злобным, чем обычно.

Было около девяти утра, я трудился, зачищая рубанком одно из мельничных крыльев. Тайбитс стоял у верстака, прилаживая рукоять к топорику, которым до того нарезал резьбу на винте.

– Ты недостаточно низко вытесываешь, – сказал он.

– Я иду ровно по линии, – возразил я.

– Ты чертов лжец! – воскликнул он злобно.

– О, хорошо, господин, – мягко проговорил я, – я возьму ниже, если вы так говорите, – и в ту же минуту начал делать то, что он хотел. Однако раньше, чем была снята хотя бы одна стружка, он завопил, утверждая, что теперь я стесываю слишком глубоко – крыло получается чересчур тонким – и что я полностью его испортил. И за этим последовали проклятия и угрозы. Я попытался действовать именно так, как он мне указывал, но ничто не могло удовлетворить этого неразумного человека. В молчании и страхе я стоял у крыла, сжимая в руке рубанок, не зная, что теперь делать, и не осмеливаясь бездельничать. Гнев его становился все более и более яростным, пока, наконец, с громким проклятием – с самым яростным и страшным проклятием, какое мог изрыгнуть только один Тайбитс, – он не схватил топорик с верстака и не метнулся ко мне, клянясь, что раскроит мне голову.

То был миг, когда решалось, жить мне или умереть.Острое, блестящее лезвие топорика сверкало на солнце. Еще мгновение – и оно погрузилось бы в мой мозг, однако в этот миг (как же быстро приходят мысли к человеку в такую страшную минуту) я сделал для себя вывод. Если я буду продолжать стоять на месте, я обречен; если побегу, то десять шансов против одного, что топорик, вылетев из его руки, со смертельной и безошибочной точностью поразит меня в спину. Оставался только один способ действовать. Что было сил я прыгнул Тайбитсу навстречу, и встретив его на полдороге, прежде чем он успел опустить руку и нанести удар, одной рукой я схватил его за предплечье, а другой за горло. Мы стояли, глядя друг другу в лицо. В его глазах я видел жажду убийства.У меня было такое чувство, будто я держу за шею змею, которая только и ждет, пока я хоть немного ослаблю хватку, чтобы обвиться вокруг моего тела, сокрушая его и жаля до смерти. У меня мелькнула мысль крикнуть погромче, полагаясь на то, что чье-то ухо уловит этот звук, – но Чапина на плантации не было; работники ушли в поле; на расстоянии звука или взгляда не было ни единой живой души.