Иероним Ясинский: Наташка

Снег скрипел под полозьями. Голоса тревожили спокойствие зимней ночи, и в её прозрачной тишине слышались целые фразы, долетавшие с тротуаров и из саней. Люди шли и ехали вперёд и назад, и никому из них не было дела друг до друга.

Наташка тяжело вздохнула.

– Ты не озябла? – спросил молодой человек, потирая уши.

– А вам что? – отвечала она. – Нет, не озябла.

Извозчик проехал между тем Аничков мост, где недвижно стыли, взвившись на дыбы, колоссальные кони, покрытые снегом точно белыми попонами, проехал дом Белосельских-Белозерских, повернул в Троицкий переулок, минул Пять углов и остановился возле одного двухэтажного здания с тускло освещённым подъездом. Молодой человек жил в меблированной комнате обыкновенного петербургского типа: на окнах запылившиеся занавески с подзорами; мягкая мебель, с захватанными спинками и ручками; в углу – этажерка, а на ней графин с водою, пожелтевший от грязи; за перегородкой – спальня.

Сняв пальто, молодой человек подошёл к Наташке и поцеловал её.

– Посмотрим, посмотрим! – сказал он весело.

Губы его хищно раздвинулись, а глаза, тёмные и острые, впились в Наташку.

Она взглянула в угол и вздохнула.

– Сядь сюда, на диван, – приказал он и взял её за руку.

Когда они сели, он спросил:

– Что ж, у тебя есть родные?

– Маменька есть. Мы – бедные. А они очень больны и не могут стирать бельё… Не трогайте, пожалуйста, не нужно так!.. Маменька за квартеру должны. Дворник пристаёт… Нет добрых людей!.. Сваха приходила… Тоже подлая душа!

– Подлая душа? – произнёс молодой человек, улыбаясь, с блуждающим взором. – Послушай, – спросил он, – как тебя зовут?

Она сказала.

– Наташа!.. Натали!.. Прелестно! Ну, и что ж, тебе страшно?.. Скажи, тебе нравлюсь я?.. Вообще мужчины? Или вот, скажи мне, неужели ты исключительно по расчёту? И у тебя никогда не было желания узнать, что такое любовь?.. Говори же?

– Что мне говорить! – отвечала Наташка, хмурясь и протягивая к коленкам руки. – Я вам сказала – десять рублей… А оттого, что бедные… По нашему званию нечего гордиться!.. Что и честь, коли нечего есть!

Молодой человек сделал гримасу.

– Это безнравственно! – сказал он, стараясь обнять её. – Ты могла бы заработать иным путём… Например… Одним словом, мало ли профессий! Но разве можно продавать себя по холодному расчёту? Гадко, гадко! Я, конечно, понимаю, нельзя же без денег… Но это не должно преобладать. Пусть будет хоть немножко увлечения. Хорошо, что я попался. Но вдруг старик? Грязный, трясущийся, пьяный… И ему… этому… этой развалине достаётся такой свежий цветок!..

Он ущипнул её за щеку и оскалил зубы.

– Цветок! Что ж ты молчишь? – произнёс он, целуя девушку. – Скажи, пожалуйста, когда я ласкаю тебя, что ты испытываешь? – приставал он, обнимая Наташку.

– Ничего, – прошептала она тоскливо. – Стыдно мне! Так мне стыдно! – прибавила она, вырываясь, чувствуя холод ужаса, испытывая одно желание – убежать отсюда, от этого молодого человека.

– Неужели, вот я тебя целую в щеку – и тебе ничего? – продолжал молодой человек. – Скажи, приятно тебе?

– Нет.

– Что ж – неприятно?

– Да известно… Я вас не знаю…

– Плутовка! Ну, узнай. Поцелуй меня!.. Ну?!

Наташка потупилась и не двигалась, плотно прижав руки к коленкам.

– Поцелуй же!

– Господи, Боже мой! – пробормотала она, обводя глазами комнату с безнадёжной тоской, и стала вытягивать пальцы.

Слёзы закапали ей на грудь и упали на руку молодого человека.

– Что с тобой? – вскричал он тревожно.

– Так. Мы очень бедные…

– Фу, как кстати вспомнила! – с досадой произнёс молодой человек. – Уж ты говорила! К чему повторять!

– Сегодня я ещё ничего не ела… Мы такие бедные…

– Продолжай, милочка, продолжай! Ведь вот народец! Не могла она потом поесть…

Он встал.

– Я пошлю… – сказал он.

– Не надо… А что я вас, барин, попрошу. Не трогайте вы меня. А ежели вы – добрый, то дайте нам хоть пять рублей, и я вам их принесу, как заработаю. Вот крест меня убей! Барин! У вас много денег, а у нас ни грошика. Я скажу Паше, она к вам придёт, она – совсем барышня, но только я не могу. Ах, барин!

Она опять заплакала.

– С ума ты сошла! – вскричал молодой человек и, схватив её за руки, напряжённо улыбаясь, стал насильно искать её губ своими губами.

Наташка сопротивлялась, мотая головой.

– Пустите! – кричала она. – Пустите, я вам говорю!

Ей было стыдно нестерпимо, и она крикнула:

– Караул!

Молодой человек испугался и бросил её.