Александр Дюма - Сальватор

– Да, она здесь, – сказал аббат Доминик. – Но я даю вам клятву священника, что она здесь и останется.

– Так, значит, вы готовы нарушить обет? Вы хотите нарушить тайну исповеди?

– Я уже сказал вам, что иду на эту сделку и что, пока вы живы, я буду молчать.

– Так почему же вы тогда хотите оставить эту бумагу у себя?

– Потому что Господь справедлив. Потому что может так случиться, что по чистой случайности или во исполнение справедливости вы умрете во время суда над моим отцом. Потому, наконец, что если моего отца приговорят к смерти, я подниму эту бумагу к Богу со словами: «Господь, ты всесилен и справедлив, накажи виновного и спаси невинного!» Вот почему, негодяй! Это – мое право, как человека и как священника, и я этим правом воспользуюсь.

Сказав это, он оттолкнул господина Жерара, который попытался было преградить ему дорогу, и поднялся по лестнице к себе, властным жестом запретив убийце идти за ним следом. Войдя в комнату, он запер дверь и упал на колени перед распятием:

– Господь мой, Повелитель, – произнес он. – Вы всё видите и всё слышите. Вы видели и слышали все, что сейчас произошло. О, Господь всемогущий, во всем этом люди помочь ничем не могут, и обращаться к ним за помощью было бы кощунственно… Взываю к вашей справедливости!

Потом добавил глухим голосом:

– Но если вы не захотите свершить правосудие, я оставляю за собой право на месть!

Спустя месяц после событий, описанных нами в предыдущих главах, а именно 30 апреля, улица Лаффит (лучше назовем ее тем именем, которое она носит в наши дни: улица Артуа) в одиннадцать часов вечера выглядела несколько необычно.

Представьте себе бульвар Итальянцев и бульвар Капуцинов до самого бульвара Мадлен, бульвар Монмартр до бульвара Бон-Нувель, а с другой стороны параллельно идущая улица Прованс и все прилегающие улочки буквально забитыми экипажами с ярко горящими фонарями. Представьте себе улицу Артуа, освещенную двумя установленными по обе стороны ворот шикарного особняка огромными рамами с фонариками; стоящих на страже у этих ворот двух конных драгун и еще двух других на перекрестке улицы Прованс, – и вы поймете, какое грандиозное зрелище являли собой взорам прохожих окрестности особняка Моранда, когда его красивая хозяйка давала нескольким друзьям один из тех приемов, на которые страстно желали попасть все парижане.

Проследуем же за одним из экипажей, ожидающих своей очереди, чтобы приблизиться к парадному подъезду, остановимся на некоторое время во дворе в ожидании того, что придет некто и проводит нас в дом. А пока рассмотрим повнимательнее сам особняк.

Особняк Морандов стоял, как мы уже сказали, на улице Артуа между особняком Черутти, чье имя вплоть до 1792 года и носила эта улица, и дворцом Империи.

Три жилых корпуса и стена фасада образовывали огромный квадрат. В правом корпусе находились апартаменты банкира, в среднем располагались гостиные политического деятеля, а левый корпус целиком находился в распоряжении той самой прекрасной особы, которая уже неоднократно представала перед читателями под именем Лидии де Моранд. Все три жилых корпуса соединялись между собой для того, чтобы хозяин в любую минуту дня и ночи смог посмотреть, что творится у него в доме.

Салоны для приема гостей находились на втором этаже, напротив ворот. Но по праздникам открывались двери, соединявшие между собой жилые корпуса, и гости могли тогда свободно пройти в элегантные будуары жены и строгие кабинеты мужа.

Весь первый этаж занимали служебные помещения: в левом крыле находились кухня и кладовые, в центральном располагались столовая и вестибюль, а в левом корпусе были контора и касса.

Давайте поднимемся по мраморной лестнице, чьи ступеньки покрыты огромным ковром из Салландруза, и посмотрим, нет ли среди этих толпящихся в прихожей людей друга, который представил бы нас прекрасной хозяйке дома.

Нам знакомы уже главные гости. Можно сказать, самые почетные приглашенные. Но мы недостаточно с ними близки для того, чтобы просить их оказать подобную услугу.

Слышите, объявляют их имена.

Это Лафайет, Казимир Перье, Руайе-Коллар, Беранже, Пажоль, Келен – короче, все, кто представляет во Франции круг людей, стоящих на позициях между аристократической монархией и республикой. Это – люди, поддерживающие Хартию и втихомолку подготовляющие события 1830 года. И если среди названных имен мы не встретили имени господина Лафитта, то только потому, что он в данный момент находится в Мезоне и ухаживает с той заботой и преданностью, которые столь характерны для этого знаменитого банкира, за своим больным другом Мануэлем, которому вскоре суждено будет умереть.