Томас Майн Рид - Белый вождь

Может быть, к счастью Карлоса, забавы кончились и праздник близился к своему завершению.

Вскоре каждый занялся приготовлениями к отъезду. В повозки стали запрягать быков, ослов и мулов, и семейства скотоводов разместились в этих глубоких колымагах, похожих на огромные ящики. Засвистали бичи, заскрипели оси, загремели огромные колеса, раздались крики погонщиков – и все вместе произвело такой хаос, который испугал бы любого, кроме тех, кто здесь родился.

Менее чем через час равнина опустела, и лишь степные вечно голодные волки рыскали по ней, отыскивая остатки пиршества.

Публичные увеселения закончились на равнине, но праздник святого Иоанна должен был продолжаться в городе. Прежде чем разойтись окончательно и разъехаться по домам, зрителям предстояло посмотреть еще немало зрелищ.

Прежде всего надо было отправиться в церковь получить окропление святой водой, посвятить четки, купить индульгенции и частицы мощей, чтобы наконец зачинить прореху, сделанную карточными играми в карманах иезуитов, которым вечером не терпелось продолжить игры.

Вечером по улицам тянулась процессия – шествие в честь святого Иоанна, в котором пять-шесть рослых мужчин носили на носилках по всему городу огромную статую святого Иоанна. Ноша была тяжелой, люди, носившие ее, обливались потом. Сама статуя была чрезвычайно любопытна. Представьте себе огромную куклу из воска и гипса, одетую в полинялую шелковую мантию, украшенную кружевами, перьями и разного рода мишурой. Это была католическая статуя, но переделанная на индейский лад, поскольку мексиканская религия включает столько же индейского, сколько и римско-католического.

Святой, похоже, подустал: в соединении головы с шеей что-то испортилось, голова немного наклонилась, и создавалось впечатление, что, когда несли статую, святой кивает толпе. Это выглядело бы довольно смешно где угодно, но только не здесь – в таком месте, где господствовало духовенство, – здесь такие кивки казались не нелепыми, а, как объясняли служители церкви, означали, что святой кланяется, выражая свое снисхождение к участникам шествия, и благословляет их действия, угодные Богу. Это – настоящее чудо! Так объясняли и отцы иезуиты, и священник городской церкви. Спорить с ними никто не стал бы, возражать им было опасно. В городе не нашлось бы ни единого человека, осмелившегося бы не поверить церкви. Такое чудо служило ей на пользу, укрепляя веру людей. Когда статую святого Иоанна водворили обратно в нишу в храме, впереди поставили ящичек – и в него посыпались песеты, реалы, квартильо, которые позже проиграют в карты.

Кланяющиеся святые, мигающие мадонны – не новшество для святой церкви. Свои святые чудотворцы были и у мексиканских священников, и даже в мало известной Новой Мексике, где всегда находились умельцы, способные организовывать чудеса на достаточно высоком уровне – такие, которыми прославились многие обманщики и аферисты.

По окончании процессии состоялся великолепный фейерверк, причем на самом высоком уровне, ибо пиротехника значительно развита в Новой Мексике.

По моему мнению, любовь к фейерверкам – странный, но верный признак упадка народа. Дайте мне статистику сожженного при этом пороха у какого угодно народа, и я вам представлю степень ее морального и физического состояния. Чем выше окажется эта цифра, тем соответственно ниже должен опуститься интеллектуальный уровень этого народа.

На огромной площади в Париже я видел однажды громадную толпу богачей и бедняков, любовавшуюся одним из этих жалких зрелищ, подготовленных с целью заверить людей, что они счастливы, создать у них иллюзию радости. Бедные и богатые, знатные и простолюдины жадными взорами следили за полетом ракет и разноцветных снарядов. Оживленно блестевшие их глаза, казалось, были лишены мысли. Подобно ребенку, готовому отдать драгоценный камень за кусок пирожного, они принимали дым и треск как замену свободы и смотрели на потешное зрелище с удовольствием, наслаждением и восторгом. С грустью смотрел я на их рост, на фут уменьшившийся по сравнению с ростом их предков. Они представляли некогда великий народ и еще считали себя первой нацией в мире. Но я-то видел, что это было с их стороны глубоким заблуждением: то, с каким восторгом они любовались пиротехнической забавой, доказывало мне, что у меня перед глазами нация, пережившая свой апогей и скользившая по крутому склону к разрушению, упадку и вырождению.