Александр Дюма - Адская бездна. Бог располагает

– Так что же, Самуил Гельб, – снова подал голос тот человек в маске, который уже говорил с ним вначале, – ты нас вызвал сюда для важного сообщения. Мы тебе полностью доверяем, и вот мы здесь. Теперь мы ждем, чтобы ты объяснился.

– И вы не спрашиваете, кто этот человек? – Самуил указал на графа фон Эбербаха.

– Этого человека привел сюда ты, – отвечал его собеседник. – Поэтому мы предполагаем, что ты в нем уверен и его присутствие необходимо в связи с тем сообщением, которое ты намерен нам сделать. Если ты его привел, это, видимо, значит, что он может выслушать все то, что ты скажешь нам. Говори же.

– Так вот… – начал Самуил. – Но позвольте мне прежде всего задать один необходимый вопрос: каковы ваши новые планы в связи с последней революцией во Франции?

Человек в маске покачал головой в знак отрицания.

– Мы пришли сюда, – напомнил он, – чтобы слушать, а не отвечать. У нас нет ни права, ни желания оповещать тебя об этом.

Самуил прикусил губу. Он видел теперь, чего на самом деле стоит это полное доверие к нему, о котором только что говорили предводители Союза.

Что ж! Тем лучше! Нанесенная обида избавляла его от последних остатков щепетильности. Он снова, уже далеко не впервые, отметил про себя, что ему нет смысла рассчитывать на этих людей, которые обращаются с ним так презрительно. И это после тридцати лет преданности, трудов и служения!

– Вы неверно истолковали мой вопрос, – возразил он. – У такого смиренного, ничтожного служителя, как я, не могло быть притязаний проникнуть в замыслы таинственных и неприступных сеньоров, предводительствующих нами. Я не спрашиваю ни о ваших планах, ни о том, какие пути к их осуществлению вы намерены избрать. Я только хотел бы знать, не отказались ли вы от борьбы за независимость. Мое любопытство ограничивается желанием узнать, все ли еще существует Тугендбунд.

– Почему бы ему не существовать? – спросил один из предводителей с заметным удивлением.

– И вы по-прежнему за свободу и против власти, за народ против королей?

– По-прежнему.

– И даже исход июльских событий, ловкое присвоение французскими буржуа завоеванной народом победы, все эти мучительные, кошмарные роды нации, которая в итоге принесла мертвое дитя, – все это вас не обескуражило?

– Само время ткет основу дела революции. Народ терпелив, ибо всегда верит в то, что грядущее принадлежит ему.

– Народ вечен, – сказал Самуил Гельб, – но каждый из нас смертен, и это дает ему право заботиться о настоящем. Так вот, исход июльской революции есть достаточно неоспоримое доказательство, что в наши дни у народовластия нет шансов овладеть миром. Следовательно, если не отречься от всего личного и не смириться с мыслью, что вся твоя жизнь только в грядущем благе человечества, позволительно искать иного пути, куда более прямо ведущего к власти.

– Выражайся яснее, Самуил Гельб, – отвечал человек в маске тоном, в котором удивление уже сменялось негодованием.

– Таким образом, – продолжал Самуил, – вопреки последствиям трех парижских дней, вопреки крушению Республики и провозглашению Луи Филиппа Первого королем французов вы продолжаете стоять на своем?

– Да.

– В ваших идеях ничего не изменилось, и в вашей деятельности тоже ничего не изменится?

– Ничего.

– Что ж! Я, человек, не похожий на вас, не настолько самодовольный, чтобы не придавать ни малейшего значения опыту, пригласил вас сюда, чтобы предложить вам – и я вам предлагаю именно это – отказаться от ваших идей, если же нет, я воспротивлюсь вашей деятельности.

– Ты?

– Да, я, Самуил Гельб, один из безвестных собратьев Союза, тот, для кого вы всегда были его господами и повелителями, покорный исполнитель ваших чрезвычайно высоких предначертаний, ничтожное орудие, которое вы никогда не соблаговолили бы поднять с земли, я встаю лицом к лицу с вами, какими бы всемогущими сеньорами и князьями вы ни были, и моей единоличной властью распускаю Тугендбунд.

Он говорил стоя, гордый, надменный, грозный.

Двое в масках пожали плечами.

– А, вы пожимаете плечами? – продолжал Самуил. – Вы не верите моим словам? Вы, перед кем все трепещут, не привыкли, чтобы с вами говорили подобным образом? Этот бедный безумец Самуил Гельб, в помрачении ума один ополчившийся на могущественное сообщество, внушает вам жалость? Но поединки – это по мне. Я вызываю на бой весь Тугендбунд. А для начала я захватил его предводителей и уж не выпущу их из рук.

И, обернувшись к графу фон Эбербаху, прибавил: