Редьярд Киплинг - Могила его предка

– Десять – шесть – восемь – клянусь Юпитером! Почти одиннадцать – скажем одиннадцать. Передняя лапа, двадцать четыре – пять, семь с половиной. Хвост короткий: три фута один дюйм. Но что за шкура! О Букта! Букта! Скорее людей с ножами.

– Что он, точно умер? – послышался чей-то испуганный голос из-за утеса.

– Не то было, когда я убил моего первого тигра! – сказал Чинн. – Я не думал, что Букта убежит. У меня не было второго ружья.

– Это… Это Заоблачный Тигр, – сказал Букта, не обращая внимания на упрек. – Он мертв.

Чинн не мог сказать, все ли бхили, как те, которым привили оспу, так и те, кому ее не прививали, залегли в кустах, чтобы посмотреть, как он будет убивать тигра; только склон горы вдруг зашуршал от маленьких людей. Они кричали, пели, топали ногами. И все же, пока он не сделал первого надреза в великолепной шкуре, ни один человек не взялся за нож, а когда стали спускаться сумерки, они убежали от окровавленной могилы, и никакими уговорами нельзя было заставить их вернуться до рассвета. Таким образом, Чинн провел вторую ночь на открытом воздухе, оберегая труп тигра от шакалов и думая о своем предке.

Он возвратился на равнину, сопровождаемый торжественным пением его армии в триста человек, с оспопрививателем из Маратты, шедшим рядом с ним, и с трофеем в виде плохо высушенной шкуры впереди. Когда эта армия внезапно бесшумно исчезла, словно перепел в хлебном поле, он решил, что находится вблизи цивилизации, и поворот дороги привел его к лагерю крыла его собственного корпуса. Он оставил шкуру на повозке, чтобы все могли ее видеть, и отправился к полковнику.

– Они ни в чем не виноваты! – горячо объяснял он. – В них нет ни чуточки дурного. Они были только испуганы. Я привил оспу всем, и это страшно понравилось им. Что мы делаем здесь, сэр?

– Я и сам стараюсь узнать это, – сказал полковник. – Я не знаю, кто мы: часть бригады или полицейские? Думаю, что должны называться полицией. Как это вам удалось привить оспу бхилям?

– Ну, сэр, – сказал Чинн, – я обдумал все, и, насколько понимаю, я имею какое-то наследственное влияние на них.

– Я это знаю, иначе не послал бы вас, но в чем, собственно, состоит оно?

– Это довольно странная штука. Насколько я могу понять, я – мой воплощенный дедушка и я нарушал мир страны, разъезжая по ночам на пятнистом тигре. Если бы я этого не делал, я думаю, они не восставали бы против оспопрививания, но двух таких событий сразу они не могли вынести. И потому, сэр, я привил им оспу и застрелил своего тигра-коня, чтобы дать им в некотором роде доказательство моего благоволения. Вы никогда в жизни не видели такой шкуры.

Полковник задумчиво теребил усы.

– Ну, черт возьми, – сказал он, – как мне упомянуть об этом в рапорте?

Действительно, в официальной версии о страхе перед оспопрививанием ничего не говорилось о лейтенанте Джоне Чинне и о его божественности. Но Букта знал, и корпус знал, и каждый бхиль в Сатпурских горах знал это.

А теперь Букта страстно желает, чтобы Джан Чинн женился поскорее и передал свою власть сыну, потому что если у Чинна не будет наследников и маленькие бхили будут предоставлены своей фантазии, то в Сатпуре произойдут новые волнения.