Василий Жуковский - Стихотворения и баллады

К стихотворению Жуковский дал такое примечание в альманахе «Северные цветы на 1825 год»: «Стихи, написанные в альбоме Н. И. И., на рисунок, представляющий бабочку, сидящую на букете из реnsees (анютиных глазок) и незабудок». А. С. Пушкин в письме к Л. С. Пушкину и П. А. Плетневу от 15 марта 1825 года отметил стихотворение: «Кстати: что прелестнее строфы Жуковского: Он мнил, что вы с ним однородные и следующей. Конца не люблю». Белинский отнес «Мотылек и цветы» к числу характерных для Жуковского.

Перевод одноименной баллады австрийского писателя. И. X. Цедлица (1793–1862). Д. Давыдов в письме к Жуковскому сообщил ему отзыв Пушкина: «Мне Пушкин пишет, что ты в журнале его (Современник. 1836. № 1. – В. К.) дал такие стихи, что мой белый локон дыбом станет от восторга». В. Г. Белинский также отметил «глубину поэтической мысли» стихотворения, присущие ему «простоту», «благородство» и «высокость выражения».

На тот же сюжет М. Ю. Лермонтов создал балладу «Воздушный корабль».

В 1838 году Жуковский послал в подарок поэтессе Евдокии Петровне Ростопчиной (1811–1858) альбом для стихов, принадлежавший Пушкину и предназначавшийся им для книги своих стихов. Но Пушкин не воспользовался им. После смерти поэта альбом перешел к Жуковскому, который вписал в него посвящение к «Ундине», восемь стихотворений в стиле греческой антологической лирики и комментируемое стихотворение. Оно передает размышления Жуковского у тела Пушкина и представляет собой переложение в стихах следующего отрывка из письма Жуковского к С. Л. Пушкину (отцу А. С. Пушкина) от 15 февраля 1837 года: «Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха после тяжелого труда. Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! Это было не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! нет! какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне все хотелось у него спросить: „Что видишь, друг?“ И что бы он отвечал мне, если бы мог на минуту воскреснуть? Вот минуты в жизни нашей, которые вполне достойны названия великих. В эту минуту, можно сказать, я видел самое смерть, божественно тайную, смерть без покрывала. Какую печать наложила она на лицо его и как удивительно высказала на нем и свою и его тайну. Я уверяю тебя, что никогда на лице его не видал я выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, проскакивала в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина».

По словам Жуковского, записанным его камердинером, «Этот лебедь не выдумка, а правда. Я сам видел в Царском Селе старого лебедя, который всегда был один, никогда не покидал своего уединенного пруда, и когда являлся в обществе молодых лебедей, то они поступали с ним весьма неучтиво. Его называли екатерининским лебедем». Поводом к написанию стихотворения послужила встреча в немецком городе Бадене с великой княгиней Марией Николаевной, которая, как писал Жуковский, была для него «явлением Руси на чужой стороне». Сообщая об этом поэту и критику П. А. Плетневу, он открыл замысел стихотворения: «Посылаю вам новые мои стихи, биографию лебедя, которого я знавал во время оно в Царском Селе… Мне хотелось просто написать картину лебедя в стихах, дабы моя дочка выучила их наизусть; но вышел не простой лебедь; посылаю его вам; может быть, в его стихотворной биографии вы найдете ту же старческую хилость ее автора, какой страдал писанный им лебедь». Стихотворение было воспринято современниками как прощальный поэтический привет престарелого певца.

Пред Чесменской гордо блещущей колонной… – Чесменская колонна была воздвигнута в честь победы над турками в битве (1770) близ портового города Чесма в Эгейском море.

Битва при Кагуле… – Кагул – приток Дуная; русские войска под командованием П. А. Румянцева нанесли поражение туркам (1770), и в Царском Селе был сооружен Кагульский обелиск.