Виссарион Белинский - Аббаддонна. Сочинение Николая Полевого… Мечты и жизнь. Были и повести, сочиненные Николаем Полевым

«Аббаддонна» несравненно выше «Клятвы при гробе господнем»; может быть, это происходит оттого, что здесь г. Полевой был, так сказать, более в своей тарелке, ибо вообще его талант, несмотря на всю его многосторонность, особенно торжествует в изображении таких предметов, которые имеют близкое отношение к нему самому по опыту жизни. Представить художника в борьбе с мелочами жизни и ничтожностию людей – вот тема, на которую г. Полевой пишет с особенною любовью и с особенным успехом: доказательством тому его повесть «Живописец» и рассматриваемый мною роман. Эти два произведения я почитаю лучшими произведениями г. Полевого: в них он сам является художником. Впрочем, его талант также весьма замечателен в юмористических картинах современной русской жизни и в превосходном изображении поэтической стороны наших простолюдинов; причина очевидна: то и другое ему слишком хорошо знакомо, а он, повторяю, не иначе может быть хорош, как в сфере, хорошо ему знакомой. Это есть общая участь таланта и составляет, по моему мнению, его главное отличие от гения. Гений может изображать верно и сильно такие чувствования и положения, какие, по обстоятельствам его жизни, не могли быть им изведаны; талант всегда находится под могущественным влиянием или обстоятельств своей жизни, или индивидуальности своего характера и торжествует в изображении предметов, наиболее поражавших его чувство или ум; гений творит образы новые, никем даже не подозреваемые, не только что не виденные; талант только воплощает в новые формы вечные типы гения; оригинальность и красоты в создании гения суть результат одной его творческой силы; красоты же в произведении таланта суть следствие меньшей подчиненности влиянию гения, а особность есть следствие более индивидуальности человека, нежели художника. Степенью сей-то подчиняемости влиянию гения определяется сила таланта.

Основная мысль «Аббаддонны» не новость, хотя талант автора умел придать ей прелесть новости. Характеры персонажей, за исключением двух, все оригинальны и суть создания автора. Два же, а именно: Элеоноры и Генриэтты, суть пересозданные типы Шиллера, которым, впрочем, г. Полевой умел придать столько оригинальности, что они не кажутся сколками с своих образцов, а только напоминают их. Подобная подражательность, если только можно назвать ее подражательностью, заметна даже в некоторых положениях: кроме сходства в характерах, Элеонора и Генриэтта напоминают собою леди Мильтфорт и Луизу Шиллера и во взаимных отношениях между собою, как соперницы. Так, например, прекрасная сцена свидания Элеоноры с Генриэттою (ч. IV, стр. 78–95) напоминает сцену свидания леди Мильтфорт с Луизою. «И он передал ей душу свою – я видела это: у него привыкла она так смотреть, так говорить» (стр. 101). Эти слова исступленной любовию и ревностию Элеоноры показывают, что автору «Аббаддонны», как будто в смутном сне, представлялась помянутая сцена из «Коварства и любви» {3}, хотя его собственная от этого нимало не теряет в художественном достоинстве и имеет свой характер и свою оригинальность.

Говоря, что двое из главных персонажей «Аббаддонны» напоминают типы Шиллера, я отнюдь не имею целию унижать чрез то достоинство сего романа, а еще менее упрекать г. Полевого в подражательности. Смешно и думать, чтобы в наше время хотя сколько-нибудь образованный человек поставил в заглавии своего сочинения: подражание такому-то и стал бы объяснять в предисловии, что принадлежит в его сочинении собственно ему и что взято им напрокат из того или другого писателя; еще смешнее думать, чтобы в наше время человек с истинным талантом, садясь за перо с намерением создать что-нибудь, разложил перед собою творение гения и стал бы с него скопировывать. Нет: в создании истинного таланта нашего времени вы никогда не заметите этой пошлой подражательности, которая почиталась некогда необходимою принадлежностью чудовищных и безобразных произведений так называемых классиков. Этого мало: вы не всегда укажете на одно какое-нибудь известное произведение, которое было бы исключительным образцом оного; но вы всегда, или по крайней мере часто, откроете в нем следы влияния одного или даже и нескольких генияльных творений. Эта зависимость есть невольная дань таланта гению — дань, которую он часто платит ему бессознательно и без своего ведома. Так, например, исторический роман XIX века не есть изобретение Вальтера Скотта, ибо все роды в виде поэзии безусловны, и их прототипы скрываются в непреложных законах творчества; но я думаю, что Вальтер Скотт потому уже гений и стоит гораздо выше всех последовавших романистов, что он первый угадал этот род романа. Колумбы открывают неизвестные части мира, а Пизарры и Кортецы только довершают их открытия.