Сергей Аксаков - Воспоминание об Александре Семеновиче Шишкове

Висковатов Степан Иванович (1786–1831) – драматург, переводчик.

Стурдза Александр Скарлатович (1791–1854) – дипломат и публицист крайне реакционного направления.

Горчаков Дмитрий Петрович (1758–1824) – поэт, член шишковской «Беседы».

Станевич Евстафий Иванович (1775–1835) – поэт-шишковист.

Львов Павел Юрьевич (1770–1825) – писатель, член шишковской «Беседы», автор нашумевшей в свое время сентиментальной повести «Российская Памела» (СПБ. 1789).

Гераков Гавриил Васильевич (1775–1838) – автор бездарных произведений охранительного направления.

Брянский Яков Григорьевич (1790–1853) – выдающийся актер-трагик петербургской сцены.

Я не поверил тогда, что она написана Батюшковым, но М. А. Дмитриев недавно доказал, что эта пародия точно принадлежит Батюшкову.

У Шихматова почти не было рифм на глаголы.

…одиннадцатый том Русской истории Карамзина, изданный после его смерти Д. Н. Блудовым . – Сведения неточные. XI т. «Истории государства российского» Карамзина вышел в 1824 г., т. е. еще при жизни автора. Очевидно, Аксаков имел в виду XII т., который действительно был издан уже после смерти Карамзина в 1826 г. – графом Дмитрием Николаевичем Блудовым (1785–1864).

Венелин Юрий Иванович (1802–1839) – литератор, славист и этнограф.

Кикин Петр Андреевич (1775–1834) – генерал, флигель-адъютант Александра I, яростный приверженец Шишкова. // Петр Андреевич Кикин был одним из самых горячих и резких тогдашних славянофилов; он сделался таким вдруг, по выходе книги Шишкова: «Рассуждение о старом и новом слоге». До того времени он считался блестящим остряком, французолюбцем и светским модным человеком, как он сам рассказывал мне и Казначееву. Книга Шишкова образумила и обратила его, и он написал на ней: «Mon Evangile» (Мое евангелие). Я видел сам эту надпись, и хотя был очень молод, но мне показалось это смешно. В свете называли Кикина новообращенным, новокрещенным, ренегатом, и, точно, как человек перешедший быстро от одного убеждения к другому, он слишком горячился и впадал в крайности, которые никогда не ведут к убеждению других. Он беспощадно и грубо, прямо в глаза, казнил своих прежних знакомых мужчин, дам и девиц, недавно знавших его совсем другим человеком. Он продолжал считаться остряком, и язык его называли бритвой. С глубоким уважением предался он Шишкову, который сам очень его любил и уважал.