Михаил Пыляев: Моды и модники старого времени

Мода на большие парадные поезда была необыкновенно пышна: в начале нынешнего века богатый и сановитый помещик, отправляясь из Москвы в деревню, иногда имел свиту более, чем в двести человек. Так, например, известный орловский помещик Неплюев в своем вояже имел три восьмиместных линии, две или три же кареты четвероместные, многое множество колясок, кибиток, фур, дрожек, телег, и все это было переполнено разным народом. Подле главных экипажей, тянувшихся ровным шагом, шли скороходы и гайдуки, на запятках стояли и сидели вооруженные гусары и казаки. Вся внутренность экипажей разбита была, как сад, из всякого рода цветистых компаньонов и компаньонок, шутов и шутих и даже из дур и дураков, последние припрыгивали и взвизгивали голосами всяких животных. Сам хозяин в богатом гродетурном зеленого цвета халате, украшенном знаками отличий, лежал на сафьянном пуховике в одной из колясок; на голове его был зеленый же картуз с красными опушками, отороченный, где только возможно, галунами. Из-под картуза виднелся белый колпак, ярко-пунцовый рубчик которого, оттеняя зелень картуза, составлял на самом лбу помещика какого-то почти радужного цвета кайму. Руки помещика держали гигантской величины трубку, малиновый индийский носовой платок и ужасную дорожную табакерку с изображением одного из мудрецов Греции. Даже небогатый помещик имел в дорожной своей свите несколько экипажей и до десятка-двух людей. Обыкновенно первой в поезде шла опять такая линия, за ней дорожная карета, потом коляска, две кибитки и, наконец, огромная фура с домашним скарбом. В числе свиты были непременно один настоящий казак и один такой же солдат-гусар и затем несколько собственных казаков, переряженных из конюхов, и до пяти солдат с унтерами, выпрошенных у начальства для конвоя. В те времена дороги не были безопасны от разбойников. В свите почти всегда следовали компаньоны-помещики, какой-нибудь бедный дворянин, уволенный шкловский кадет, гувернер-француз, француженка-мадам, непременно в колоссальной шляпке. Не обходилось также и без певца, гитариста и флейтраверсиста. Казаки ехали верхами возле барской кареты во всем вооружении; гусары, егеря, унтер-офицер и солдаты были рассажены по всем экипажам. Главная путевая должность возлагалась на военных людей: они содержали неусыпный караул при экипажах, по приезде на станции они отводили квартиры и проч.

В старину считалось необходимостью отличить себя новым егерем или новым гусаром-красавцем. Мода на таких выездных людей была самая губительная. Одна одежда егеря, а особенно гусара, доходила от пятисот рублей до тысячи, что составляло, если брать нынешнюю стоимость денег, до четырех тысяч. Но самая разорительная мода у наших помещиков была на лошадей и конские заводы с легкой руки графа Орлова-Чесменского, который сделал у нас почин кровного коннозаводства и с ним тесно связанного скакового дела. Первые такие публичные скачки на призы в Москве были в 1785 году; граф Орлов выписал первоклассных скакунов из Англии; по его примеру в скачках с ним стали участвовать и другие богатые помещики, и также повыписывали из Англии лошадей. Соперником лошадей графа был также проживавший тогда в Москве царственный пленник, крымский хан Сагин-Гирей. Заведенные графом в Москве скачки продолжались до самой его кончины по четвергам весь май и июнь месяцы, и в них участвовали Д.М. Полторацкий, Муравьев, бригадир Чемоданов, братья Мосоловы, Савельевы, Загряжский, Д.Н. Лопухин, Темирязев, братья Всеволожские, К.И. Воейков и другие.

Один Орлов выписал из одной Англии 38 жеребцов и 53 кобылы, которые и вошли как элементы в созданные им породы: верховую и рысистую. Приобретение же арабских лошадей было произведено во время командования им флотом в Турецкую войну с 1770-го по 1774 год.

Выезды этого с другими коннозаводчиками на скачки и другие публичные увеселения, по словам современников, отличались необыкновенною торжественностью – граф езжал постоянно на фаворитном своем коне Свирепом, граф был всегда в парадном мундире и обвешанный орденами, азиатская сбруя, седло, мундштук и чепрак были буквально залиты золотом и украшены драгоценными каменьями. С графом всегда езжала и дочь его в сообществе нескольких дам; сопровождали Чесменского, по обыкновению, его побочный сын А.А. Чесменский, князь Хилков, Д.М. Полторацкий, А.В. Новосильцов и множество других особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа, не менее сорока человек, из которых многие имели в поводу по заводской лошади в нарядных попонах и богатой сбруе, тянулись и графские экипажи, запряженные цугами и четверками одномастных лошадей. Современник графа С.П. Жихарев говорит о нем, что, когда он доживал свой громкий славой век в Москве, какое-то очарование окружало богатыря Великой Екатерины, отдыхавшего на лаврах в простоте частной жизни, и привлекало к нему любовь народную. Чесменский герой был типом русского человека: могучий крепостью тела, могучий силой духа и воли, он с тем вместе был доступен, радушен, доброжелателен, справедлив; вел образ жизни на русский лад и вкус имел народный. Эти свойства графа Орлова необходимо должны были покорить ему сердца всех окружавших, а окружавшими его были все московские граждане, – они нечувствительно приняли его направление как в образе жизни, так и во вкусах. Со времени удаления графа от государственных дел любимым его занятием была конская охота, и вот все московские обыватели сделались конскими охотниками. С легкой руки графа Орлова между нашими помещиками быстро и широко развилась охота к рысакам. Привоз из Англии многотысячных лошадей стал повторяться чаще и чаще, – были такие любители, что платили по 15 тыс. руб. за одного выписного жеребца. В начале нынешнего столетия московское аристократическое общество считало самым модным обычаем ездить верхом и появлялось на улицах Москвы на своих многотысячных скакунах в более чем роскошной сбруе.