Михаил Пыляев - Моды и модники старого времени

Граф Ростопчин, по поводу увлечения наших дам итальянцами, пишет: «Наши дамы обезумели; певец оперы-буфф Мандини доводит их до крайних дурачеств. Из-за него они спорят, завистничают, носят девизы, которые он им раздает… Княгиня Д. аплодирует ему одна, вне себя кричит из своей ложи „Фора, браво“, – а княгиня К. с восторгом рассказывает, что Мандини провел у нее вечер в шлафроке и ночном колпаке. Жена его, публичная парижанка, повсюду принята ради мужа». Не менее увлекались талантами итальянцев, и лет тридцать тому назад еще многим, я думаю, памятны бенефисы Патти или Тамберлика, когда за ложу бельэтажа поклонники платили по пятисот и более рублей.

В конце царствования Екатерины II у наших богатых помещиков явилось увлечение французами-агрономами, называли их тогда инвенторами. Против таких управляющих-самозванцев восстали сперва печать, потом и правительство. Известный в то время агроном Друковцев особенно стал сильно обличать «выезжих французских обманщиков». «Разоренных от них, – писал он, – видал я довольно, а обогащенных – никого». Полезные французские искусства, уверял он, здесь состоят в том: чесать волосы, вымышлять и наряжать дам в разновидные уборы, обирать безбожно, сколько возможно обмануть больше тех, кто им поверит. Против них в академическом регламенте явился указ: чтобы таковых прожектеров и инвенторов в знании их искусства в науках свидетельствовать в Академии, а без свидетельства никуда не определять. Прототипы гоголевского Кошкарова в описываемое время уже встречались; многие из помещиков жили на широкую ногу, комнаты украшались выписною мебелью, французская бронза, ковры, картины, турецкие диваны; множество экипажей, лошади; штат служащих при них был премногочисленный, свои художники, чтецы, секретари, парикмахеры, французы-повара и т. д. Также помещиков разоряла и неумеренная страсть к охоте; случаи, где меняли на борзых псарей и семейства людей с деревнями, были нередки. Когда такой барин ехал к себе в имение, обоз его ничем не отличался по длине от поезда железной дороги. В одном из журналов нынешнего столетия мы встречаем описание поездки одного помещика в деревню. Барин с барыней, перекрестившись, сели в великолепную коляску в шесть лошадей, за ними потянулась вереница других экипажей. Первая фура была нагружена «Московскими ведомостями» и грудой сочинений в стихах и прозе, поднесенных помещику его почитателями. За библиотекой следовала кухня на трех повозках, за кухней ехали пять поваров: француз, итальянец, немец, русский и поляк; далее следовало десять поваренков, еще далее ехали доктор и цирюльник с домашней аптекой. В остальных экипажах находились актеры, актрисы, стихотворец, плясуны, музыканты, живописец, чтец, письмоводитель, горничная, камердинеры, парикмахеры, два шута; потом следовал гардероб барина и барыни. Владелец всего поезда в атласном шлафроке и зеленом сафьянном картузе гордо посматривал из своего экипажа на проходящих. По случаю этого выезда в деревню стихотворцем, находившимся в поезде, было написано аллегорическое стихотворение под названием «Аллегорическое шествие Аполлона и Дафны в село Талантов». Во время движения поезда чтец и трагический актер декламировали первое явление из «Эдипа», певцы и певицы пели «Лишь только занялась заря», шуты хохотали с горничными. Когда поезд добрался до деревни, крестьяне с такою же радостью и торжеством встретили своего барина, с какою был встречен прибывший в свою деревню Тентетников. Впереди шел старик в зеленой куртке и вел за руку мальчика лет двенадцати в полосатом затрапезном халате. Когда поезд приблизился, раздался общий крик: «С приездом поздравляем, батюшка наш кормилец, Гаврило Петрович, и матушка наша Анна Семеновна!» Староста поднес хлеб-соль, старостиха – яйца, а мальчик в халате, размахнув руками, произнес речь, начало которой было следующее: «Высокородный господин! Когда усердие и благоговейное изъявление преданной покорности с сим хлебом-солью и яйцами является лучезарному лику твоему, да позволено будет дерзнуть излить пред тобою, высокородный господин, чувствование глубоко тронутого сердца». За речь мальчик получил от барина гривну. Когда барин вошел в приготовленные для него покои, человек в зеленой куртке, бывший приказчиком, предшествуя и растворяя двери, говорил: «Вот официантская, ваше высокородие, вот зала, ваше высокородие, вот гостиная, вот диванная, ваше высокородие, вот спальная, ваше высокородие», – и т. д. Когда барин пошел осматривать село, приказчик рассказывал ему, где река, где луга, где пруд, где сады и прочие угодья.