Александр Левитов: Петербургский случай

– В самом деле, – отозвался на это кто-то другой. – Што ты, Афросинья, над всем домом свою власть показываешь – думаешь, при генеральше служишь, так на тебя и управы нет никакой? Эка ухитрило ее: в слепенького старичка – бац горшком!..

– Вас не спросилась, голь чиненая? – отрезала властительная Афросинья. – Вот еще барыне доложу, чтобы они приказали управляющему вон вас отсюда турить. А то вы тут только черный народ смущаете…

– Утерла носы-то ловко! – слышалось из подвалов. – Не посмотрела, что адвокаты. Онамедни самого господина мирового так-то отчитывала. Они видят: баба-дура, сейчас же от ей штрафами отходить принялись. Она им слово, а они на ее штраф, она заплотит и опять в свои глупости пустится, а они ее опять на штраф, словно бы как лихого кобеля на цепь. Смеху что было… Потом уж в такой доклад к бабе вошли: «Ну теперь, сударыня, ежели вы в случае опять что насчет, то есть, ваших глупостев, так не угодно ли, к примеру, в тюремное заключение…» Ну, тут она заревела – и в ноги… Больше потому в ей этот форс, што генеральша ее оченно любит: день и ночь с ней все по божеству, все по божеству… К генеральше-то такие-то ли приезжают… Все из этих…

– Слышите вон, – заговорил снова гладко выбритый барин, – как они своих заступников аттестуют? Хи, хи, хи! Нет, тут заступничеству-то места нет. А тут вы его рубликом, рубликом-то и проберете… И его, как они говорят, обчество-то это самое, рублишком и припугните… Хи, хи, хи! Вот тогда у нас пролетариата-то этого и не будет. И толковать, следовательно, будет не о чем. А то каким-то четвертым сословием страх даже успели нагнать. А тут ларчик-то просто открывается… Хи, хи, хи!

– Хи, хи, хи! – подсмеивалась змейка. – Рублевым ключиком, ваше-ство!.. Хи, хи, хи!

Порывом внезапно налетевшей бури сорвало с уходившего слепца его ухарский картуз. Оторопелый, стоял старик посреди двора, между тем как мальчишка вместе с вихрем крутился по дворику, стараясь поймать дяденькину фуражку. Его белые волосенки трепались по ветру, словно бы те молодые пичуги, которые, сидя на гнезде, бесплодно трепыхают крыльями, совершенно еще неспособными к тому, чтобы унесть своих юных обладателей вслед за их высоко взвившимися родителями.

Полил сильный дождь вместе с какою-то снежною слякотью, от которой музыканты попробовали схорониться под крылечным навесом.

– Нет, уж это, брат, наше вам почтенье! – отнесся дворник к слепцу. – Пошел, пошел отсюда, проваливай! Вы вот тут фатеры-то повысмотрите, а ночкой с приятелем на чердачок. Нет ли, мол, на чердачке-то бельеца какого? Ха, ха, ха! Знаем мы вас!

– Нет, брат, он вас, слепых, разузнал довольно хорошо, – кричала с грохотом мастеровая братия, высовывая на холодок из подвальных окон, залитых пламенем горнов, свои потные лица. – Гони, друг, их! Слижут что-нибудь, скажут на нашего брата – мастерового человека.

– Резонно! – пробурчал кто-то, громыхая форткой. – Нет, тут и без нищих-то тесно пришлось, возьми хоть да живой в землю и закапывайся…

– Скоты! Подлецы! – слышалось из неведомой выси.

– Боже! Боже ты мой! – с естественным во всех слепцах трагизмом проговорил старик. – Пойдем, сынок! Веди, голубь!

– Веди его, белоголовый! – заорал подвал… – Ему тут поблизости… Ха! ха! ха!

– Ах, черт! Недалечко, говоришь, старику-то?

– Недалечко-с! У ихней тут у полюбовницы в нидальних местах усадьба стоит-с. Лыком шита, небом крыта, колышком подперта. Ха, ха, ха!

– Ха, ха, ха! Ах ты, идол эдакой! Завсегда какой-нибудь стих отмолотит…

– А что это, братцы, вдруг этто, то ись, была все жара, жара, и тоже вдруг снежку царь небесный послал. В наших сторонах этого не в примету. Знаменье это, что ли, какое? – задумчиво осведомлялся кто-то у кого-то.

– Эх, голова! – отвечали на задумчивый вопрос. – Какое там знаменье? Просто, братец, я тебе прямо скажу: это ладоцким льдом по Неве тронуло.

– Ладоцкий лед! – послышалась глубокая ирония над высказанным объяснением. – По-нашему: эфто к дубу…

– К дубу?

– Так точно! Взяли ль в ум?

– Задал задачу! Ха, ха, ха!

– Как же это, то ись, к дубу-с, – позвольте узнать-с?

– Ну уж это сами раскусывайте.

– А так мы это раскусываем, што вы самый необразованный человек. Говорить с вами не стоит вниманья.

– Ваш ответ не в текст.

– Напротив! Очень даже мы понимаем ваши глупости…

Произошла общая, громкоголосная галда, из которой только и было слышно:

– Нет, брат, руки коротки!

– Дух вон вышибу!