Customer - Власть над водами пресными и солеными

- Итак, шизофрения параноидного типа? - наконец спрашивает врач.

- Ага, это мое второе имя! - усмехаюсь я.

Сейчас, когда в крови у меня хорошая доза антипсихотиков, душа моя молчит. Я могла бы и не отвечать. Могла бы повернуться к стене, баюкая сломанную руку и не разговаривать с этим профессионально милым человеком. Но я понуждаю себя к общению, уговариваю, увещеваю, заклинаю: не все потеряно, пока я могу вот так улыбнуться в ответ на самый мучительный вопрос из всех, что я слышала в жизни.

- Ладно! - неожиданно спокойно реагирует он. - Рука болит?

- Болит... - морщусь я.

- А нога?

- Тоже.

- Но переломы чистые. Хорошие такие переломчики, - делает он лицо ласкового садиста. - Вмиг заживут. Вам повезло.

- Повезло, - повторяю безучастно.

- Я их по судам затаскаю, - холодным голосом чеканит Гера. На лице его бешенство, ледяное, неумолимое бешенство терпеливого человека.

Гера - самый добрый человек на земле. Он мой племянник, а я его тетка. Его невезучая, больная на всю голову тетка, которая всегда была рядом. Потому что у сестры вечно находились дела и проблемы поважнее сына. Когда-то я с ним возилась. Теперь он - со мной. Такова жизнь.

- Гера, успокойся, - говорю я бледным голосом. - Доктору неинтересны подробности.

- Зато мне интересно, - шипит Гера, - как можно ставить огромную чугунную хрень в холле, не закрепив ни х...

- Гера... - голос мой гаснет, гаснет, не достигая стен.

Мир сейчас похож на огромный собор. Такой огромный, что даже эха в нем не дождешься - слишком далеки стены, слишком высок купол. Ты здесь - словно крохотная мушка в большой, чересчур большой банке. И если сидеть тихо-тихо, не летать и не биться о стекло, то можно даже представить себе, что ты свободна, а кривые зеленые тени вдалеке - это трава, и листья, и цветы...

Но я не муха, как ни тяжело ворочаются мысли в разом опустевшей голове, под недосягаемо высоким куполом черепа. Я человек, а человек всегда мыслит... общается... ходит на работу... делает свое дело... зачем-то.

- Как там, на работе, - вяло, без вопросительных интонаций произношу я. Лишь бы что-то сказать.

- Юлят! - рубит Гера. - Врут и юлят. Говорят, ты на него опиралась, расшатывала, подкоп под него вела, под урода этого. Сама, мол, виновата.

- А-а-а... - усмехаюсь я. Второй раз. Это неплохо.

Смутно помню, что там было потом, после того, как статуя попыталась меня убить. Рукой и ногой пришлось пожертвовать, но мне удалось оттолкнуться от наползающей на меня неотвратимой гибели. Оттолкнуться всей своей жаждой жизни. А она у меня огромная.

Я - такая, какая я есть, одинокая, неустроенная, стареющая - дорога и нужна себе. Я хочу жить, хочу вернуть свою жизнь назад, хочу достичь преморбидного [2] Преморбидный - «до болезни» - прим. авт. состояния, которое не умела ценить до болезни, как не может человек ценить воздух, которым дышит каждое мгновение, - до тех пор, пока он есть... И я не впущу в свой мозг покорное стремление к смерти, овечье, жертвенное, нерассуждающее. Я проживу каждый день, включая и те страшные, судорожные вспышки, когда подоплека происходящего видится мне в образе верхнего мира.

Гера охотно слушает, когда я ему рассказываю про верхний мир. Говорит, что это похоже на компьютерную игру, хотя сам бы он в нее играть не стал. А я - тем более. Вот и получается, что я увязла в компьютерной игре, в которую ни капельки не хочу играть.

Как же мне тогда выиграть? Вот в чем вопрос...

Через неделю мы с Герой уже пируем у меня в квартире. Я в гипсе, делать ничего не могу, сижу на нарах, как король на именинах - ну, как королева. Гера закармливает меня фруктами, режет их на дольки и накалывает на шпажки, чтоб я не пачкала лицо и руки. А то придется тащить это ставшее огромным и неуклюжим, словно пьяный динозавр, тело в ванную.

- Ты чего-нибудь хочешь? - спрашивает Гера поминутно.

- Уймись наконец! - хохочу я. - Не то я потребую белый лимузин, мужа-олигарха и пару коньков в придачу!

Гера смотрит на меня нехорошим, проницательным взглядом. Слишком проницательным. Сейчас последует ТОТ САМЫЙ вопрос.

- Аська, ты продолжаешь принимать свои таблетки? - наконец роняет он.

Вот оно. Племянник быстро догадался: живой и веселой я становлюсь неспроста. Антипсихотики забирают не только то, от чего ты и так стремишься избавиться, но и то, что ты бы по доброй воле ни за что не отдала - способность просто шутить, просто смеяться, просто работать, просто выдумывать свое, никем до тебя не выдуманное, порожденное твоим воображением, твоим личным волшебником, спрятанным глубоко в мозгу. От таблеток он пропадает, перестает беседовать с тобой, обсуждать дела, давать советы, избавлять от одиночества, от ощущения, что все кругом РАЗГОВАРИВАЮТ - и только ты, словно глухонемая, запертая к тому же в одиночке, тупо, молча пересыпаешь песок своих дней из ладони в ладонь, не имеешь ни друга, ни собеседника, ни защитника...