Любите людей

МАРК ЩЕГЛОВ

Любите людей

СТАТЬИ
ДНЕВНИКИ
ПИСЬМА

Составитель В. Я. Лакшин

МОСКВА
СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
1987

ЩегловM.
Любите людей: Статьи. Дневники. Письма. — М.: Советский писатель, 1987. — 512 с.
Литературное наследие Марка Александровича Щеглова (1925— 1956) невелико, но значительно. Он печатался лишь три года (1953—1956), но его работы о Л. Толстом, Ф. Достоевском, А. Блоке, статьи о С. Есенине, Вс. Иванове, А. Грине стали заметным фактом жизни советской послевоенной литературы. Особую известность приобрели изданные посмертно «Студенческие тетради».
В книгу вошли помимо неоднократно переиздававшихся малоизвестные статьи и рецензии талантливого критика.

СОДЕРЖАНИЕ

В. Лакшин. Три года — и вся жизнь. (Путь Марка Щеглова)

СТАТЬИ
I
Повесть Толстого «Смерть Ивана Ильича»
Особенности сатиры Льва Толстого
Гений Льва Толстого
Гений Достоевского
Спор об А. Блоке

II
Есенин в наши дни
Корабли Александра Грина
Всеволод Иванов
Очерк и его особенности
Реализм современной драмы
Верность деталей
Не радуясь, не скорбя. (Заметки о лирической поэзии)
«Русский лес» Леонида Леонова

РЕЦЕНЗИИ
Без музыкального сопровождения
Жизнь замечательного человека
Перо вальдшнепа
Море зовет
Страницы детства
В «зоне комфорта»
«Спускаясь с гор…»
Что случилось в Пенькове?
На полдороге. (О рассказах Ильи Лаврова)

СТУДЕНЧЕСКИЕ ТЕТРАДИ
ИЗ ДНЕВНИКОВ И ПИСЕМ 1947-1956 гг.
Тетрадь первая. 1947—1949 гг.
Тетрадь вторая. 1950—1952 гг.
Тетрадь третья. 1953 г .
Из литературных заметок 1954—1955 гг.
Примечания

ТРИ ГОДА — И ВСЯ ЖИЗНЬ
(Путь Марка Щеглова)

1
Время тянулось, потом шло, потом бежало, потом летело… В сентябре 1986 года исполнилось 30 лет со дня смерти Марка Щеглова, которого все, кто его знал, запомнили молодым, только начинавшим свой блистательный восход. За чертой его внезапной смерти в Новороссийске 2 сентября 1956 года — уже целая историческая полоса, время, по-своему распорядившееся многими репутациями, идеями и теориями, смывшее в реку небытия уйму звонких литературных имен, бурных дискуссий, читавшихся повсеместно книг. А имя Марка Щеглова уцелело и, похоже, осталось в летописях советской литературы надолго, быть может, навсегда.
В чем тут дело? Как это понять? Ведь и срок, в который он мог проявить себя, был дан ему кратчайший, в историческом смысле — минутный. И жанр, в котором он работал, никогда не находился в фаворе у широкой публики. Если воспользоваться сравнением литературы с оркестром (в память музыкальных интересов Щеглова) и, скажем, лирическую поэзию уподобить скрипке, то критика — это контрабас — большой, неуклюжий инструмент, никогда не выступающий соло, хоть и необходимый в оркестре. Что и говорить, невыигрышный жанр!
Писатели, в том числе самые выдающиеся, нередко позволяли себе смотреть на критику со снисходительной иронией. (Критика? Это когда глупые судят об умных, обмолвился Толстой.) И потому так неожиданно очертилась мысль, высказанная однажды А. Т. Твардовским, в журнале которого и возник критик Щеглов. Твардовский находил, что редок талант поэта, еще реже талант прозаика, но самая большая редкость — настоящий критический дар.
Конечно, кое-как состряпать отзыв на прочитанную книгу способен всякий из нас: такому занятию сопутствует обманчивая легкость, да и единственным требованием к слогу окажется простая грамотность. Но талант критика — это помимо искусного владения словом еще, по-видимому, и особое природное сочетание свойств ума и души, которое и позволяет ему быть званным, как равному, на литературный пир. Марк Щеглов был критиком, что называется, милостью божьей.
«Один из талантливейших представителей нового поколения советской литературы, Щеглов был критиком с дарованием сильным и ярким. Большие надежды связывали мы с его именем» 1 , — говорилось в некрологе, подписанном Константином Фединым и Корнеем Чуковским, Борисом Пастернаком и Ильей Эренбургом, Николаем Погодиным и Константином Паустовским.
1 «Литературная Москва», сб. 2-й. М., 1956, с. 791.

Нам предстоит еще осознать, отчего и спустя три десятилетия многое в статьях Щеглова, вроде бы тесно привязанных к литературной злобе дня, продолжает жить живой жизнью. Но прежде о другом, что составляет притягательность его имени. Во всем, решительно во всем, что он успел написать, распознается чистая душа, обаятельная человеческая личность. После его смерти это впечатление, и без того угаданное внимательными читателями его критических работ, было подтверждено публикацией «Студенческих тетрадей», дневника и писем, воспоминаний о нем, светлых и стойких у всех, кто его знал.