Андрей Мартьянов - Охранитель

— Однажды вы сможете не выдержать и разгласите эти сведения вольно или невольно — например, под пыткой. Или увлекшись, в ученой беседе. Во-вторых, вам будет неинтересно жить. Удовлетворитесь тем, что Франция будет существовать и шесть с лишним столетий спустя — вполне благополучная, богатая и процветающая. По сравнению с некоторыми… гм… другими державами.

— Как же будут звать нашего тогдашнего монарха? — попытался отшутиться мэтр, убедившись, что никаких подробностей из его милости клещами не вытянешь. Да и обижаться не время. — Луи? Филипп?

— Николя, — откровенно фыркнул Жан де Партене. — Первый.

— Де Валуа?

— Оставим, сударь. Лучше порадуйте меня новостями из коллегиаты доминиканцев. Его преподобие просил о поддержке, следовательно я обязан знать подробности…

Господин барон непомерно скрытен, однако сам проявляет неумеренное любопытство, заручившись поутру абсолютной поддержкой Михаила Овернского: Раулю было настрого указано отвечать на любые, самые каверзные вопросы, о секретности делопроизводства Трибунала временно позабыть и вообще стараться угодить мессиру Жану, ничем не вызывая его недовольства.

Странная позиция для тертого-перетертого инквизитора сделавшего карьеру в Авиньоне! Главный закон садка со скорпионами, который представляет из себя курия и Папский двор гласит: ни единого лишнего слова. Никому. Никогда. И уж особенно таким как…

Как кто?

Личность Жана де Партене, барона де Фременкур, исходно поставила Рауля Ознара в логический тупик. Судя по манерам, воспитанию, безупречному знанию языков и начитанности этот человек достиг уровня магистра Сорбонны. Что несовместимо с ремеслом военным, а его милость вне любых сомнений обращается с клинком не хуже, чем с собственной рукой. Если в Европе днем с огнем и сворой гончих еще можно найти рыцаря, получившего шапку доктора Семи Свободных Искусств, то человек с юности посвятивший себя наукам и решивший затем влиться в ряды воинства короля — нонсенс. Или — или.

Хорошо, допустим, Партене действительно прошел Дорогами атребатов из некоего умозрительного «будущего» в материальное настоящее — в этом брат Михаил как раз сомнений не испытывал, видимо имея серьезные, подтвержденные опытом, основания верить барону на слово.

Рауль знал о концепции времени как таковой, — чай не варварская и не языческая эпоха, когда время полагалось строго циклическим и считали по урожаям или правлениям римских консулов! Наука на месте не стоит, — просвещенный XIV век на дворе! — но представить себе временной разрыв в целых шесть с половиной столетий Рауль был не в состоянии. Шесть веков тому назад — пожалуйста: мажордом Карл Мартелл, Пипин Короткий, вторжение арабов в Аквитанию! Всё это зафиксировано в летописях! Это было , чему есть неоспоримые свидетельства уважаемых хронистов!

Но будущее? Будущее, где запросто можно встретить Бэконовские « повозки без тварей борзо влекомые нутряным напором »? Махины на воздусех плывущи? Чудо-лекарства, излечивающие за день-другой от чумы?

Это разум принимать отказывался.

Или все-таки это не будущее, а другой мир из цепочки аристотелевской «бесконечности», которую Аристотель сам же и опроверг?

Между прочим Жан де Партене признался, что верует во Иисуса Христа, пускай и отправляет «Восточный» или византийский обряд. Брат Михаил утром от этого факта беспечно отмахнулся и настоял, чтобы барон все-таки кратко исповедался и принял причастие — не помешает, а Церковь Константинопольская хоть и раскольничья, но создана апостолами и в ересь не впала. Так что давайте сын мой, кайтесь — я православных уже исповедовал в Сербии, и ничего, спаслись…

Откуда знаю, что спаслись?

Оттуда.

Доминиканец небрежно ткнул пальцем в потолок.

…А вы Рауль прогуляйтесь пока за дверь: таинство как-никак.

Спустя кварту брат Михаил вышел из помещения аптеки задумчивым, но приободренным. Тогда-то и было дано распоряжение ничего от мессира барона не скрывать.

… — О чем задумались маэстро, на середине нотной строчки? — размышления Рауля прервал голос его милости. Пальцы делали свое дело почти без участия разума: раздвинуть рану, вычистить от остатков гноя, промыть, поставить новый дренаж. Как славно, уже и не подкравливает, а выделения прозрачные: зараза исчезает буквально на глазах! — Не обращайте внимания, это первая строфа из сонета малоизвестного, но очень хорошего стихотворца грядущих времен. Вы чем-то озабочены, мессир Ознар.