Андрей Мартьянов - Охранитель

Сударь не без труда поднял голову и воззрился на Кловиса мутными синими глазами. Рожа отекшая и багровая — страсть. Перепил ввечеру? Да кто после попойки в путь отправляется?

Тут всадник начал сползать с седла — Бычок едва успел спрыгнуть с хлипких козел саней и подхватить его милость. Тяжеленький, однако.

Нет, он не пьян. Болен. От благородного так и пыхнуло жаром — лихорадка.

— Pestis, nec dubium est, — прохрипел незнакомец. — Ite meae, boni viri… Exi…

— Не разумею, что вы говорите, — помотал головой Кловис, пускай и догадался, что глаголет мессир по-латыни, словно приходской кюре. — Эк вас угораздило, сударь.

— Ухо… ди… — через силу выдавил владелец чубарого на французском. — Сгинь… Господи, как не повезло…

— Скажете тоже, «уходи», — пробормотал под нос Бычок, соображая, как поступить.

Вводил в искушение солидный кошель на поясе дворянина: деньги забрать, самого оттащить в придорожные кусты, чтобы никто не нашел, сам умрет. Нет, нельзя — смертный неискупимый грех! Вдобавок, если дело откроется, не миновать эшафота в Аррасе, графский суд с простецом церемониться не станет. С живого кожу сдерут, как с разбойника Одвульфа три года тому.

Христос заповедовал помогать ближнему — глядишь, его милость потом отблагодарит серебром! Потому Бычок, покряхтев, взгромоздил болящего на тюки, а повод господского коня прикрутил к саням. Отвезти в город, пристроить в обитель францисканцев — у монахов хорошая лечебница.

О том, что в этот самый момент фортуна раз и навсегда отвернулась от Кловиса из Леклюза таковой не подозревал, но добрым поступком спас свою душу.

— Сharrette de foin, — неожиданно внятно сказал неизвестный. — Воз с сеном… Как тогда… Знак.

Засим потерял сознание.

— Merde! Да кому тут неймется?! — самым некуртуазным образом выругался мэтр Ознар, соскакивая с постели в одной нижней рубахе. В двери неистово молотили, кулачищи пудовые. Выкрикнул в голос: — Угомонитесь! Иду!

Вопреки обоснованным подозрениям на крыльце дома обнаружился вовсе не отправленный братом Михаилом со спешными известиями Жак, а крестьянского обличья мордоворот в суконном колпаке и потертом овчинном мутоне. За его широкими плечами наблюдалась постно-недовольная физиономия мадам Верене — если ореада решила зайти к постояльцу, значит случилось и впрямь нечто из ряда вон выходящее.

— Прощенья просим, ваша милость, — внушительно сказал детина. — Вы ж лекарь?

— Что? — спросонья не осознавая происходящего переспросил Рауль. — Какой лекарь?

— Обыкновенный, — бесцеремонно сказала вдова, отстраняя простеца. — Аптеку держите? Держите. Недужного привезли.

— У меня тут не госпиталь! — отрекся мэтр. — Тащите к францисканцам или иоаннитам!

— Совсем плох, ваша милость, — смущаясь сказал деревенский. — Рыночный прево на ваш дом указал, мол благородных пользуете… Глянули бы, ваша милость? Христом-Богом, а? Помрет ведь.

Всё правильно: врачебные успехи Рауля в городе были известны, равно каждый знал, что лечит мэтр исключительно дворян за немалые деньги.

— Где его разместить? — с сомнением проворчал мэтр, но последняя попытка отказать верзиле была пресечена мадам Верене:

— В помещении аптеки есть лежанка, — твердо сказала ореада. — Кловис, позови моего слугу, Одона, вместе перенесете. Мэтр, дайте ключи…

Хозяйка, снизойдя до скупого разговора с Раулем, кратко пояснила, что крестьянин нашел тяжко больного дворянина на тракте и по совету начальствующего над рынком выборного прево отправился не в монастырь, а прямиком сюда.

«Это она назло, — подумал Рауль. — Что стоило отослать простеца прочь! Мне лишь такой обузы не хватало!»

— Я помогу, — сказала ореада, будто прочитав мысли парижского мэтра. Глянула прямиком в глаза. — Пахнет смертью, мессир, а я — бессмертна…

— «Пахнет смертью»? — повторил Ознар. — Что вы хотите сказать?

— То, что сказала. Ваша человечья смерть мне не страшна.

Наводящая на размышления двусмысленность. И с чего вдруг нелюдимая ореада решила помогать?

Одон с Кловисом, отдуваясь и исходя пóтом, на руках принесли больного, разместив на простенькой деревянной кушетке стоявшей в аптеке, за жилыми покоями. Вдова Верене раскрыла ставни и зажгла лампы. Сунула в ладонь Кловису серебряную монету — целый денье турнуа, — и отправила восвояси. Вознаграждение за любовь к ближнему вполне достаточное. Шугнула Одона — пусть принесет жаровню и приготовит горячую воду, пригодится.