Андрей Мартьянов - Охранитель

Волшебное слово «деньги» произвело на Гонилона отрезвляющее действие. Он тотчас забыл о самоуправстве брата Михаила и раскудахтался — невиданное разорение! Не потребуешь ведь у английского короля компенсацию? Эти варвары с острова поистине не ведают, что творят, если покушаются на церковные владения! Так было всегда, и сейчас и двести лет назад — вспомнить хоть Ричарда I Львиное Сердце, отобравшего у архиепископа Руанского целую диоцезию ради строительства замка Шато-Гайар! Дикари Альбиона никогда не изменятся!

Было достаточно наступить на любимейшую больную мозоль Гонилона, дабы преосвященный одобрил все начинания связанные с перекрытием дорог ведущих к Дюнкерку и Кале. Теперь в проповедях с кафедры Сен-Вааст англичане именовались не иначе как «отродьем Велиала» и «безбожными моавитянами», что вполне устроило преподобного — Гонилон направил свою энергию и ораторский талант в нужное русло.

Какое-то время этот бездельник не станет мешать.

— Грех жадности может послужить и во благо, — сказал брат Михаил Раулю, явившемся в коллегиату Девы Марии на традиционное приватное совещание. — Как только разум архидиакона вместил мысль о том, что война идет не где-то там далеко в Гаскони или Нормандии, а прямо здесь, наступило просветление. Англичане запросто способны сжечь любимый охотничий домик преосвященного или, — вот кошмар! — покуситься на итальянскую оранжерею с розочками и фиалками…

— Графство Артуа всегда было островком затишья, — кивнул мэтр, — но в отличие от независимого герцогства Бретонского мы входим в королевский домен Франции и являемся объектом самого пристального внимания Эдуарда, объявившего себя французским монархом. Наши приготовления оправданы, однако, боюсь, не было бы поздно.

— В главном-то архидиакон прав: мы вынуждены заниматься несвойственными Трибуналу делами, поскольку светская власть пребывает в обычной для захолустья прострации и самоуспокоенности — заметили, сенешаль де Рувр даже не почесался, хотя англичане дошли до самого Бетюна? Юноша вообразил, будто война похожа на большой столичный турнир, с герольдами, благородными судьями и последующим избранием дамы любви и красоты…

— Увы, граф Арунделл не появился у ворот Арраса на белом коне под развевающимися знаменами и не вызовет Готье де Рувра на освященный древними обычаями поединок чести, — согласно подтвердил мэтр. — Всё будет выглядеть куда прозаичнее: грязные кнехты, хлюпающая под подошвами кровь и запах дыма горящих деревень.

— Забудем на время, — махнул рукой преподобный. — То, что дóлжно мы сделали и будь что будет, верно? Другого опасаюсь: исполнить возложенную миссию Трибунал, вероятно, не успевает. В силу известных обстоятельств.

— Подразумеваете, что мы способны победить конкретное зло, но не можем уничтожить его как категорию мироздания?

— Нет, мэтр Ознар. Подразумеваю я нечто совсем иное. Государственное устройство Рима, а теперь Авиньона, как центра Вселенской церкви, отлаживалось столетиями и не давало сбоев в самые сложные и опасные времена — при крестовых походах, разгуле альбигойской ереси прошлого века, войнах германских императоров в Италии. Сложнейший, огромный механизм, позволяющий Апостольскому престолу управлять католическим миром на пространстве от Норвегии до Родоса и от Барселоны до Кёнигсберга.

— Я не совсем понял, о чем вы?

— Сейчас поймете. Сколько во Франции епископов-пэров?

— Шесть, — уверенно ответил Рауль.

— Это высшие пэры, принесшие личный оммаж королю. Добавьте еще двадцать пэрств пожалованных после 1180 года. В довесок обычные архиепископаты, архидиаконства и епископаты. Далеко за сотню диоцезий только в нашем королевстве. Между ними и Авиньоном поддерживается устойчивая и постоянная почтовая связь — служба гонцов при курии на моей памяти никогда прежде не подводила: один раз за седмицу в Аррас обязаны доставлять спешные донесения из Парижа и Авиньона. Так было до прошлой недели.

— Гонцы не появились? — спросил Рауль, хотя это было очевидно. Иначе брат Михаил не затеял бы этот разговор.

— Семь дней назад, в минувшую среду должен был прибыть авиньонский посланник. Сегодня, заметим, очередная среда. Никого. Париж так же молчит.

— Несчастный случай по дороге, — предположил Рауль. — Лошадь пала. Весенняя распутица на юге. Да все, что угодно!

— Подобные «случайности», уверяю, предусмотрены — если гонец не прибывает к определенному дню в епископат, его отправляются искать, а далее по цепочке следует предупреждение о задержке. Такового я, особо заметим, не получил, хотя дорога прямая и наезженная, пролегающая по вполне цивилизованным, безопасным и населенным местам — от Авиньона на Дижон, потом в Реймс и далее к нам, в графство Артуа. Конечная точка в Сент-Омере. Допустим, одна случайность — при всей четкости работы почтовой службы! — возможна. Но не две. Не две и тем более не три: сообщения из парижского капитула так же не доставлены.