Вардан Айгекци - Басни средневековой Армении [без иллюстраций]

Учитывая размещение мелких мастерских и лавочек наполовину на улице, имея в виду бывшую там возможность перекидываться живым и бойким словом не только между собою, но и с работающим через узенькую улицу другим ремесленником или с прохожим, приостановившимся присмотреть и выбрать себе нужный ему товар, — учитывая всю совокупность условий жизни такого города, легко представить себе, что эта наполовину уличная жизнь (не только в час досуга, но и во время работы), жизнь ремесленников, должна была сделать эту среду и наиболее восприимчивой к уловлению и нового острого слова, и новой басенки, да еще не снабженной длинным назиданием. Эта среда была одинаково готова и к уловлению нового занимательного рассказа о проделках чьей-то хитрой жены, безымянная слава которой может облететь весь мир, и к сложению своих, еще более новых рассказов и басенок о том, что сейчас волнует, гнетет, тяготит придавленный нуждой народ или способно его утешить, подбодрить и прибавить ему силы, чтобы, объединившись с другими такими же бедняками, обиженными, обираемыми, не пользующимися безопасностью даже в своем доме, — как муравей от повадившегося лакомиться его личинками медведя (29) — выступить в качестве «телесных судей» и казнить насильников. [1] 1 Ведь еще на нашей памяти, в старом Тифлисе, эта среда городских ремесленников и мелких торговцев в разнос, фруктовщиков, славилась как своего рода корпорация носителей и создателей остроумных и едких шуточек про власть и про не в меру жиреющую буржуазию.

Эта городская ремесленная среда, отнюдь не однородная, имевшая тоже свою иерархию, от забитого цеха ткачей, от «вонючих» дубильщиков и до работающих на князя, епископа и парона золотых дел мастеров, в массе своей особенно отчетливо сознавала свою зависимость, несмотря на личную свободу, от князей и богачей — от тех, «кто сосет мозг народа».

И городские ремесленники, видевшие в подлинном свете, на чьей стороне и власть, и богатство, и помощь божья, и знавшие, с кем народу надо бороться, чтобы сбросить или хотя бы облегчить неизбывный дотоле гнет, слагали реальные, правдивые миниатюры из жизни тех, кто «сосет мозг народа», и тех, кто «под тяжестью гнетущих бедствий нищают и умирают».

Но одно дело желательная, но еще не осуществленная сплоченная борьба малых против великих, «муравьев» против «медведя», а другое дело охранение от случайных людей своего права на ремесло, своего права на занятие, подготовка к которому потребовала долгих лет упорного труда, и не одного, а многих поколений.

Вот почему таким излюбленным мотивом басен, идущих, бесспорно, из ремесленной среды, является мотив охраны ремесленных прав, отстаивания права ремесла на подобающий ему почет, на признание его заслуг перед обществом.

Именно по этой причине так часто среди басен, касающихся ремесленных кругов или с ними связанных, мы встречаем такие, основной смысл которых заключается в ограждении цеховых прав или, вернее, права на занятие именно своим ремеслом, а не каким-либо иным.

Чаще всего в качестве нарушителя цеховых рамок, как основное действующее лицо рассказа, выступает волк, всегда несущий наказание за то, что, бросив ремесло, которому он обучался и в котором был воспитан и которым жили его отцы и деды, он занялся чужим делом, которому не учился, несвойственным ему и его отцам. А ремесло волка, понятно, — работа мясника.

В кругу этих басен волк чаще всего выступает в роли неудачливого музыканта или певца, своим голосом и воем вызывая появление собак. Такова басня о волке, которого ловко обманул невинный ягненок (17). Это выражено в басенке, вошедшей как составная часть в новеллу о злоключениях волка в качестве второго эпизода, назидание к которому выражено словами самого волка, так как эта новелла, составленная из занимательных частей трех басен, не сопровождается назиданием от автора, от сказителя (140).

В качестве нарушителя правила о том, чтоб не влезать в чужое ремесло и не браться за дело, которому не обучался, выступает не только волк. Но особенно любопытна в этом подборе басен басня о пахаре, змее и лисе, где, также в сводном тексте, выступает в роли судьи уже не волк, а лиса, притом судьи не честного, но глупого и неподготовленного, как волк, который, не умея приступить к делу, взялся быть арбитром за равное и заранее обусловленное вознаграждение от обеих сторон, а в роли судьи-взяточника, что и дает основание для назидания, обобщенного и направленного как против нарушителя ремесленных обычаев и законов, так и против неправедных судей.