Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– А ничего… – тихо говорю я и почему-то сплевываю.

– Да ну! Лупоглазая какая-то… А у тебя велик есть?

– Мне скоро купят.

– А мне купили ХВЗ. Только отец на нем на работу ездит.

Неожиданно девочка подводит свой “Диамант” прямо к нам и просит:

– Мальчишки, возьмите мне, пожалуйста, а то я опаздываю.

Темно-карие глаза ее распахиваются и становятся совершенно огромными.

Без колебаний Вовка отчеканивает:

– Дуня! – И ухмыляется ей в лицо: – Постоишь, не растаешь…

Обиженно дернув плечом, она отходит.

– Какая Дуня? – спрашиваю я с досадой.

– Всю жизнь мечтал ей за керосином стоять, – сварливым голосом говорит он ей вслед и косится на меня за поддержкой. – “Дураков у нас нет”. А сокращенно: “Ду-у-н-я”.

– А “я”?

Он довольно хохочет:

– Тебя позабыли!

Девочка топчется в стороне у забора, покусывает губу и все время посматривает вдоль улицы, как будто ждет кого-то. Исподтишка я наблюдаю за ней, а Вовка – за мной.

– Взять, что ли? – усмехается он.

Я чувствую, что краснею.

Он идет к ней. Она не сразу отдает ему бидон, но Вовка что-то шепчет ей на ухо, она прыскает, и я ловлю ее короткий взгляд, цепкий, как у зверька.

Когда дед Колпакыч наливает нам керосин, она подходит поближе, и Вовка подмигивает мне всей щекой.

Ее зовут Оля.

Я сижу на земле, обхватив колени, и не свожу с нее глаз. Они танцуют с Люськой Кукиной, она вертит Люську по-всякому, и Люська ее слушается и мурлычет:

– На далеком Севере эскимосы бегали…

Фокстрот называется “Девушка играет на мандолине”.

– А ты, Леша, танцуешь?

Швейная машинка стрекочет у крыльца. Люськина соседка Жанна, совсем взрослая девушка, большая и некрасивая, шьет и донимает меня расспросами.

– Я только падеграс умею.

Девчонки стоят, не разнимая рук, ждут, пока Галка, сестренка Люськи, меняет пластинку.

– Ой, иголка упала…

– Вот бестолочь! Последняя иголка! – ругается Люська. – Мы теперь без музыки остались…

Все шарят в траве, сталкиваясь лбами, вокруг онемевшего патефона. Вовка хватает Люську за пятку, она визжит и лягается.

– А телевизор у вас есть? – спрашивает меня Жанна.

– Маленький.

– Все равно, значит, богатые, – говорит она мечтательно.

– Совсем мы не богатые, – обижаюсь я.

– А какие ж вы? Бедные, что ли?

Оля тоже вскидывает на меня взгляд, полный простодушного любопытства.

– Мы – нормальные…

– Ну сколько батя получает?

– Откуда я знаю?

Жанна недоверчиво улыбается. У нее обветренные красные губы на загорелом лице.

– Небось говорить не велели…

– Честное слово, я не знаю.

– Подумаешь, я тоже не знаю, сколько мой получает, – радостно говорит Вовка.

– Ты вообще долдон…

Жанна опять собирается что-то спросить, я жду с тоской, но, на счастье, незнакомый парнишка ловко проскальзывает в дыру в заборе и идет к нам. Он хмуро кивает нам с Вовкой и, развернув газету, протягивает Люське рентгеновский снимок – пластинку с черного рынка, оттиснутую на чьих-то ребрах.

– А, Валера… – насмешливо улыбается Жанна и косится почему-то на Олю.

– А Галка, рахитка, последнюю иголку посеяла…

– А вы лучше в почту сыграйте, – нахально советует сестренка и тут же получает подзатыльник.

– Правда, давайте в почту! – оживляется Оля.

Валера, осмотрев мембрану патефона, требует гвоздь и напильник и посылает Галку в сарай.

– Только чур я буду почтальоном! – кричит она.

Приносят бумагу, булавки, карандаши. Мы нарезаем и подписываем номера, прикалываем на рубашки.

– Напишем Жанке, что она – корова! – сразу предлагает Вовка.

Но мне не до него. I love you, криво пишу я, прижимая клочок к стволу сосны. Прибавляю so much и отдаю почтальону.

Патефон, громко шипя, наконец испускает бойкую музыку. Девчонки хлопают в ладоши:

– “Истамбул”!

– Это же самая стильная вещь! – ахает Жанна.

Тут Галка вручает ей послание, она читает его, догоняет Вовку и колотит.

С изумлением я замечаю, что у Валеры в ладони тлеет папироса. Он курит, не скрываясь.

Люська с Олей перешептываются, давясь от смеха.

– Галка, – не выдерживаю я и ловлю ее за косу, – ты передала?

Она доверчиво кивает.

– Она ничего не сказала?

– Она сказала, что ты дурак и что у тебя там грубая грамматическая ошибка.

Под сухой ветлой, сгорбленной над берегом, толкутся мальчишки. Я сторожу от них велосипеды и нашу одежду, сваленную на облысевшую траву. Они по очереди повисают на палке, привязанной к толстому суку, и, раскачавшись, падают в воду.