Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– Двадцать лет жизни художник работал над своим произведением. Картина была закончена в 1857 году, в переломный для русского общества момент. Только что закончилась неудачей Крымская война… Какой вопрос был тогда главный, помните?

– Вы же учили! – ревниво подстегивает нас Крыса. – Что было через четыре года?

Бергу наконец удалось развернуть конфету, но Сяо Лю сцапал ее и отправил в рот. Берг дает ему затрещину.

– Берг!

– Крепостное право отменили, – сердито отвечает Берг.

– Ожидание этого исторического поворота и составило основное содержание картины. “По своей идее близка она сердцу каждого русского, – писал Илья Ефимович Репин. – Тут изображен угнетенный народ, жаждущий слова свободы, идущий дружной толпой за горячим проповедником”…

Нас ведут в следующий зал. Крыса подгоняет нас.

– Поехали в Татарово, – шепчет Сяо Лю. – Хоть окунемся… Все равно три дня осталось.

– Два. В субботу уже консультация по алгебре.

Навстречу нам попадается галдящее стадо малышей.

– Ну! – тихо рявкает Сяо Лю, когда они на мгновение отделяют нас от Крысы и экскурсовода.

Мы ныряем за угол, плутаем по залам и, выбравшись в залитый солнцем двор, врезаемся в очередь за газировкой.

– Свечи есть? – интересуется Сяо Лю у газировщицы.

– Чего? – недоумевает она.

– А на базе? – грозно спрашиваю я, высовываясь из-за плеча Сяо Лю.

Очередь негодует, а мы с гиканьем скачем по Лаврушинскому к набережной.

Я просыпаюсь от звенящего птичьего голоса у меня над ухом.

Прямо на подоконнике цвиркает синица, задирает головку, и я вижу, как бьется ее напрягшееся шелковистое горлышко.

Теплый пряный запах смородиновых листьев льется в комнату.

Из пакли, торчащей между потрескавшихся бревен, выпутывается паучок и бежит сломя голову к потолку, карабкается через пашущего на картинке Льва Толстого.

Не шевелясь, чтобы не спугнуть синицу, я подсвистываю ей. В открытом окне вырастает лохматая голова с оттопыренными, как крылья, ушами и спрашивает:

– Керосин нужен?

Голова рассматривает меня, хмурясь, а птица как ни в чем не бывало прыгает у нее перед носом.

– Дрессированная? – удивляюсь я.

– Ей Барсик крыло отъел, – охотно объясняет парень, сгребая в ладонь синицу.

С веранды приоткрывается дверь, бабушка огорчается:

– Мальчик, зачем же ты его разбудил?

– Вам керосин нужен?

– Ой, нужен, нужен!

– Пошли, – решительно кивает мне голова. – А то разберут все.

Мой новый знакомый терпеливо ждет, пока я натяну штаны.

– Тебя Лешкой звать, я знаю, – сообщает он. – Я тебя целый час жду.

– А ты кто?

– Я – Вовка. Вы у нас живете…

На дорогу бабушка делает нам пирожные – намазывает маслом черный хлеб и посыпает сахарным песком.

– Мне без масла, – требует гость.

Бабушка не может утерпеть:

– Надо говорить “пожалуйста”…

Мы завтракаем на ходу. Стоит прозрачный пасмурный день, за забором цветут вишни. Редкие капли падают с неба, шурша в листве.

– В том году тут один художник в поселке “Известий” снимал, – рассказывает Вовка, – и к его сыну Бесков в гости два раза приезжал. Они потом в футбол играли и меня в ворота поставили. Он мне восемь голов забил. Ты тоже за “Динамо”? А кто болеет за “Спартак” – тот придурок и дурак! Ты в седьмой перешел? Я тоже, только у меня переэкзаменовка на осень по русскому. У нас в классе все отличники – дураки и зубрилы. Особенно девки…

– Мы теперь тоже с девками будем учиться, – говорю я.

– А чего хорошего-то? – фыркает он. – Они только воду мутят. И шепчутся: шу-шу, шу-шу, кто в кого втрескался.

– А красивые у вас есть?

– Ни одной!

На перекрестке стоит телега с бочкой. Мы занимаем очередь и подходим к лошади. Вовка скармливает ей свой хлеб с сахаром.

– Здрасте, дядя Колпакыч, – кивает он деду в тюбетейке, который отпускает керосин.

И дед здоровается с Вовкой.

– Как ты его назвал? – спрашиваю я шепотом.

– А его все так зовут – Колпакыч…

Вдруг Вовка толкает меня в бок. Посреди улицы едет девочка на дамском заграничном велосипеде с разноцветной сеткой на заднем колесе. Она держит руль одной рукой, в другой погромыхивает на весу бидон.

– Фикстула… – хмыкает Вовка. – У Люськи Кукиной снимают, там у них одни бабы…

Соскочив на землю, девочка на мгновение теряет равновесие, но удерживается на ногах. Чувствуя к себе внимание, она оглядывает очередь независимо и нерешительно и внезапным мягким движением головы забрасывает за спину косу.