Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– Как назвали-то? Акулькой?

– Ядреная девка, – басит военный. – Вылитый батя…

Поднимается такой хохот, что звенят стаканы на столе, бабы валятся с лавки.

– Девка-то нагульная, – объясняет Гришка. – Лебеда, он только с плену с Австрии пришедши, его четыре года не было…

– Виноват, промашку давал! – гулко смеется командир, поднимая стакан. – Бывай здоров, хозяин!

Среди общего веселья Лебеда невозмутимо разливает самогон.

– Видать, уж так у ей молотилка устроена, – замечает он. – Кто ни заряжай – беспременно девка вылазить…

– Сколько ж у тебя невестов?

– Четвертая покамест…

Варвара слушает Крячиху:

– …А в церкве чего творили-то! Сапоги с мужуков в храме сымали, до дому ступай босый. Левонтия, дьякона, в алтаре застрелили. Батюшку ружьем по башке съездили, теперя, вишь, слепой, как кутенок…

За столом разгорается скандал. Трынка, вскочив, кричит на командира:

– Ты чего пришел? Кто тебе звал? Он вона наземь падаеть, весь порватый, ночь на дворе бродить, как анчутка!

– Гляди-ка, особенный он какой? – удивляется командир. – У меня-то у самого ранения наскрозь и контузия, германскую, небось, тоже нахлебамши… Грудя есть, руки есть, винтовку держать можешь – значить, годен!

Трынка готова вцепиться ему в глаза.

– Отпущённый он вчистую, и бумага имеется! Али пока всех мужуков не перведуть, не будеть вам останову?

Ребенок плачет. Трынка берет его из зыбки, дает грудь.

– Ты ишо сопливый за мамкой бегал, а я уж в окопе от микады гостинца дожидал, – говорит Лебеда с презрительной усмешкой. – Вон оне – две в ногу, одна в бок, под Мукденом… Будя, таперя ты повоюй…

– Царь им все не годимши. Нешто Гришка лучше, обормот? – сердито шепчет Крячиха. – Самогонки дам да гуся, поднесешь ему, он те какую хошь бумажку разрисуеть и печать пристукнеть… Земля-то стоить непаханая, глянешь – заплачешь. Мужуков сколь поубивали, а кто живой – в армию забратые. Погоди, уж Егорий на носу, пахать пора – тута оне, как тараканы, с армии прибегуть. И Гришка враз стихнеть, энто не бабами вертеть…

– Батюшка чегой-то пригорюнимши. – Командир добродушно улыбается. – Давай, отец, выпьем!

– Ты кто? – спрашивает священник.

– Армейские оне, командер с уезду, хочуть с вами тяпнуть…

– Партейный?

– Знамо, партейный.

– Чудеса, – замечает священник. – Все бывало, а с куманистами вино пить не случалось…

Чокаясь, командир вдруг запускает густым басом:

– Новокрещеной рабе Божией Акулине… многая лета-а-а!

Красное лицо его становится багровым. Все смеются, поп доволен.

– Вот энто по-нашему! Шел бы ты ко мне в дьяконы…

– А по-нашему-то вон как… – Он ревет на всю избу: – Пр-р-ролетар-рии всех стр-р-ран, соединяйся-а-а!..

– Тише вы, дьяволы, – ворчит Трынка. – Девку родимчик хватить…

– Растолкуй ты мне, старой дуре, – вмешивается бабка Бзыря. – Почто их прилетать-то зовуть? И цыган, и татарин – и все до нас?

– Про цыган не скажу, не слыхал, – озадаченно говорит командир. – А татаре-то самые боевые. Да латыши…

– Без коней останемся, цыганы покрадуть… С кем соединяться-то? С ворьем?

– Натурально, с мужиком, – бурчит Лебеда. – Ты смекай, Бзыря… В Расее мужик ноне ослабши. В одиночку ему не взойтить. А тута со всех сторон набегуть, с заморских, да всем миром табе засодють. Небось крякнешь…

Священник хохочет вместе со всеми, вытирает слезу:

– Ах, срамники, шалопуты…

Утром Варвара латала крышу, утюгом прибивала доску.

Мужик появился с огорода. Мокрый, весь в ржавой глине, с винтовкой и мешком на плече, он ковылял по двору и кашлял.

Палашка глядела с полатей, как он стаскивает сапоги, дрожа от холода. Под ним тотчас натекла лужа.

– Не в кабак пришел, – сварливо сказала Варвара. – Не вишь, прибрато в избе…

Печь в землянке блестит свежей побелкой, в красном углу иконка, чистой тряпицей застелен стол.

Стянув гимнастерку, он добыл бутылку из кармана шинели, откусил затычку и стал пить из горлышка. Посидел, переводя дух, стуча зубами, и стащил с себя портки вместе с подштанниками.

– Срам какой! – вспыхнула Варвара. – Дитю бы хуч постыдился!

– Брысь отседа… – пробормотал он.

– Никуды мы не пойдем, энто наша фатера. – Она уселась на табуретку, сложила руки на животе. – Ты ишо за постой платить должон.

И Палашка прибежала, стала рядом.

– Набежали, паразиты! – заревел он и, схватив винтовку, запрыгал к ним со спущенными штанами. – Сполняй приказ, кладу на месте!