Ирина Цыпина - Лабиринт (сборник)

Но ангелы-хранители уберегли сестёр Сиона от нависшей кары. Младенцы Марии и Елизаветы были спасены, им предстояла высокая миссия – быть у истоков новой религиозно-философской идеи, которая только через 300 лет будет сформулирована как новая религия, рождённая в недрах древнего иудаизма и названная в честь Иисуса Христа. Отныне две религии разойдутся в бесконечном потоке истории, и не нам судить об их истинных ценностях и первопричинах будущих конфликтов. Это данность, которую надо принять.

В этих легендах, полных ужаса и драматизма, мы чётко видим знак фатальной неизбежности судьбы каждого живущего на этой земле. «Чему быть, того не миновать» – народная мудрость не ошибается никогда.

Царь Ирод одновременно строил и разрушал. Он строил ипподромы и амфитеатры, вводил обязательные жестокие римские и греческие игры, задавал пиры с чисто языческими буйными увеселениями и вообще вводил такие обычаи, которые, отличаясь совершенно языческим характером, могли внушать евреям лишь чувства ужаса и отвращения. Это был всеобщий разгул, упадок нравов и морали. Наверное, во спасение от деградации и морального падения был послан на землю честный и безгрешный Иоанн. В его стремлении смыть в водах Иордана все грехи людские можно разглядеть символ пробуждения от безумного забвения человечества, за которым стоят гибель и саморазрушение. Обряд крещения он понимал, как обновление, как обряд очищения людей перед новой эрой добра и милосердия. Он был предвестником нового времени, и его нарекли Предтечей. Только это новое время так и не наступило.

Красивым сказкам не дано сбываться! Человек несовершенен. Но в устремлении ввысь всегда мы находим частицы мудрости и силы для преодоления себя. И не ищите в моих записках несоответствия и расхождения с общепринятыми догмами, я просто хочу ещё раз пройти по памяти мной обозначенный маршрут, повинуясь только своему собственному ощущению реальности и сопричастности.

Увы, жизненный путь Иоанна завершился трагически и страшно. У него были ученики и последователи, боготворившие его, но были и враги – коварные, жестокие, погрязшие в грехах и разврате, которые фарисейство воспринимали как норму жизни. Прежде всего, это была семья царя Ирода. Сын Ирода был в любовной связи со своей родной сестрой Саломией (Шломит).

Юная Саломия была потрясающе красива и умна. Всё в ней было совершенно восхитительно: и царственная осанка, и изысканная грация аристократки, и горящие глаза с поволокой, и крутые огненно-рыжие кудри – всё в ней звало, манило, обольщало. Чары Саломии сожгли не одно сердце, не было мужчины в Иудее, которого бы ей не удалось околдовать. Только Иоанн оставался безразличен к её прелестям. Зная о страстном романе брата и сестры, Иоанн открыто осуждал эту кровосмесительную связь, считая её греховной и порочной. Вскоре до Саломии и её матери Иродиады дошли слухи о том, что Иоанн посмел осуждать поведение царских особ. Так он приобрёл смертельных врагов, которые и убили его.

В день рождения царя Ирода, на балу, устроенном для знати в полнолуние, в мраморном дворце на берегу моря, Саломия была особенно хороша. Её жемчужная улыбка сводила с ума всех, кто видел её в этот час. Но стрелы обольщения были направлены бесстыдно и смело только в одного мужчину, которого она выбрала на эту ночь. И этим мужчиной, которого она соблазняла и дразнила, был её приёмный отец, всемогущий, грозный царь Ирод. А как она танцевала! Каким влекущим было её молодое атласное тело, какими грациозными были движения её под звуки сладострастной музыки!.. Иродиада молчала, от злости кусая губы, хотя понимала, что это просто игра, тайный план женской мести.

Саломия и Ирод задыхались от поцелуев в лунном свете тронного зала. Многолюдная толпа гостей замерла в ожидании чего-то ужасного. В жарком хамсинном воздухе запахло кровью. От выпитых горячительных напитков Ирод перестал контролировать себя, его обуяла животная страсть, он пообещал исполнить любое желание дочери за ночь любви. Ответ был страшен:

– Голову Иоанна Крестителя на блюде!

Ирод согласился не сразу. Умудрённый жизнью, он, уже немолодой человек, понимал, что просьба Саломии за гранью рассудка. О, как он её хотел, как готов был бросить все немыслимые сокровища свои к её ослепительно стройным ногам!

Он её умолял:

– У меня есть ожерелье из четырёх рядов жемчуга. Эти жемчужины подобны лунам, нанизанным на серебряные лучи. Ты будешь прекрасна, как царица, когда наденешь это ожерелье. У меня есть два вида аметистов: чёрные, как виноград, и красные, как вино, разбавленное водой. У меня есть топазы: жёлтые, как глаза тигров, розовые, как глаза лесного голубя, и зелёные, как глаза кошек. У меня есть опалы, которые горят словно ледяным пламенем; опалы, которые делают людей печальными и боятся темноты. У меня есть ониксы, похожие на очи мёртвой женщины. У меня есть лунные камни, которые меняются вместе с луной и блекнут при виде солнца. У меня есть сапфиры размером с яйцо; голубые, как голубые цветы. У них внутри разливается море, и никогда луна не тревожит его синевы. У меня есть хризолиты и бериллы, хризопразы и рубины, сардониксы и гиацинты, и халцедоны, и я отдам тебе всё это, всё, и ещё многое прибавлю. Я отдам тебе всё, что мне принадлежит, кроме одной жизни, жизни Иоханнана. Ибо это убийство – великий грех. (Оскар Уайльд, «Саломея»)