Джон Куиггин - Зомби-экономика. Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас

Государственную собственность на инфраструктуру стали называть пережитком прошлого, которому благодаря активной продаже государственных активов скоро наступит конец. Объявив победу в инфраструктурных отраслях, рыночные либералы обратились к самому главному ингредиенту государства всеобщего благосостояния – они заговорили о приватизации системы здравоохранения, тюрем и школ. В США самым дерзким покушением на учреждения эпохи Нового курса стало предложение приватизировать систему социального страхования, поддержанное администрацией Джорджа Буша-младшего.

Тогда никому и голову не могло прийти, что через какие-то десять лет правительства всерьез будут обсуждать, а подчас не только обсуждать, но и своими руками проводить национализацию истинных образцов капиталистического предприятия, таких как Citigroup, Bank of America и General Motors. И хотя эти операции спасения чаще всего означают лишь временную передачу государству, на их фоне риторика 1990-х годов выглядит абсурдной. Кроме того, они заставляют задуматься, не нужно ли раз и навсегда пересмотреть решения о приватизациях, принимавшиеся в течение последних десятилетий.

Но несмотря на провалы и частичные отступления, систематическая приватизация государственных предприятий остается частью стандартного набора политических мер, продвигаемых такими влиятельными организациями, как МВФ. За последнее время не было предпринято серьезных усилий по пересмотру теоретических оснований этой политики, а также выяснению, кто выигрывает, а кто теряет от ее внедрения.

С самого начала было замечено, что для приватизации «каждый раз приходится искать новые обоснования». На самом деле трудность всегда заключалась не в недостатке таких обоснований, а в их избытке. Как и с войной в Ираке, различные стороны политического процесса поддерживали приватизацию по разным мотивам и ожидали от нее разных результатов.

Иногда все сводилось к обычной классовой политике. Приватизация невыгодна профсоюзам, которые, как правило, более сильны и эффективны в государственном секторе. Она чаще всего выгодна действующему менеджменту высшего звена, который после приватизации переходит из разряда довольно скромно оплачиваемых государственных работников, стиснутых бюрократическими правилами и отчетностью, в разряд с гораздо более высокой оплатой труда и привилегиями, меньшими ограничениями, но практически теми же обязанностями. Кроме того, появляется возможность заработать на быстрой перепродаже по высокой рыночной стоимости актива, недооцененного при приватизации. Для политиков, жаждущих расправиться с профсоюзами или смотрящих в рот финансовому сектору, это также прекрасное решение. Ненависть к профсоюзам, особенно после всплеска забастовок и наступательных действий с их стороны в 1970-е годы, на правом фланге политического спектра была действительно сильной.

Но все чаще и чаще свою волю навязывал финансовый сектор, которому приватизация приносит прямые и косвенные выгоды. Непосредственно финансисты наживаются на громадных комиссионных и бонусах от проведения приватизации, не говоря уже о вознаграждении за консультирование потенциальных покупателей.

Непрямые выгоды связаны с ростом экономического и политического влияния финансового сектора в экономической системе, где все главные инвестиционные решения подчинены интересам финансовых рынков. В эпоху рыночного либерализма под их влияние попали все основные политические партии. Как заметил сенатор Дик Дурбин, «банки и сегодня – самое мощное лобби на Капитолийском холме. И по правде говоря, они там хозяева». [123]Ничуть не менее справедливо это по отношению к лондонскому Сити и его господству в британской политике. В других развитых странах ситуация аналогичная.

В Австралии, к примеру, никого не удивляет, что политики самых разных мастей получают тепленькие местечки в финансовом секторе – разумеется, если в свое время они проводили правильную политику. Это уже устоявшаяся карьерная траектория. Обычно молодой человек служит некоторое время штатным сотрудником или советником на государственном посту, затем примерно десять лет занимается активной электоральной политикой, после чего переходит в бизнес-структуры. Государственная служба больше не является самоцелью, она – лишь перевалочный пункт к более амбициозным и финансово привлекательным высотам. Стимулы продвигать интересы финансового сектора, находясь на службе, довольно очевидны.