И самое важное: а что же государство? По какую сторону границы сферы производства оно находится? Является ли оно, как это часто утверждается, по своей природе непроизводительным (а единственным его заработком выступают обязательные перечисления в виде налогов с производительной части экономики)? Если это так, то каким образом государство может обеспечивать рост экономики? Или же оно в лучшем случае способно лишь устанавливать такие правила игры, чтобы создатели ценности могли действовать эффективно?
В самом деле, постоянно возобновляющийся спор об оптимальном формате государственных институтов и о гипотетических угрозах высокого государственного долга ограничивается обсуждением того, помогают ли государственные расходы росту экономики – поскольку государство может быть производительным и создающим добавленную стоимость, или же оно как нечто непроизводительное выступает тормозом для экономики, а то и уничтожает ценность. Эта политически окрашенная тема придает специфический колорит текущим дискуссиям, которые простираются от вопроса о том, может ли Великобритания позволить себе ракетно-ядерную систему Trident, до спора о том, существует ли некое «волшебное число» для оптимального размера правительства, определяемого как такое отношение государственных расходов к национальному производству, за пределами которого экономика неизбежно будет функционировать хуже, нежели в том случае, если такие расходы находятся на более низком уровне. Как мы увидим в главе 8, данный вопрос в большей степени испытывает пагубное влияние политических взглядов и идеологических позиций, нежели основывается на глубоких научных доказательствах. Действительно, важно помнить о том, что экономика является ядром социального знания, так что «естественный» масштаб государства будет зависеть от того, с какой теорией (или просто «позицией») вы подходите к вопросу о ключевой цели государства. Если оно рассматривается как нечто бесполезное или в лучшем случае как инструмент решения время от времени возникающих проблем, то его оптимальный масштаб неизбежно окажется принципиально меньше, чем в том случае, если государство рассматривается как ключевой механизм роста, необходимый для управления процессом создания ценности и инвестирования в него.
С течением времени умозрительная граница сферы производства расширялась, охватывая гораздо бóльшую часть экономики и более разноплановые виды экономической деятельности, чем прежде. Когда экономисты и, шире, общество в целом пришли к определению ценности посредством предложения и спроса (ценность имеет то, что продается), такие виды деятельности, как финансовые трансакции, стали определяться как производительные, хотя прежде они обычно классифицировались как непроизводительные. Примечательно, что единственной значительной частью экономики, которая, как принято считать, главным образом находится вне границы сферы производства и, как следствие, оказывается «непроизводительной», остается государство. Верно и то, что многие другие услуги, которые люди оказывают в любом сегменте общества, остаются неоплачиваемыми (например, уход родителей за детьми или здоровых за больными) и не учитываются должным образом. К счастью, такие темы, как пофакторный подход к способу измерения национального производства (ВВП), приобретают все большую актуальность. Но помимо добавления к ВВП новых понятий, таких как уход или устойчивость всей планеты, принципиально понимать, почему мы придерживаемся тех представлений о ценности, которые у нас есть, – а это невозможно сделать без тщательного рассмотрения самой категории ценности.
Почему теория ценности имеет значение?
Прежде всего, сам факт исчезновения категории ценности из экономических дебатов скрывает то, что должно быть живым, публичным и активно дискутируемым [33] Принципиально не понимать данное утверждение в том смысле, что иные формы обсуждения категории ценности в экономике не являются важными. См. прекрасное обсуждение «общественной ценности» в экономике: Bozeman B . Public Values and Public Interest: Counterbalancing Economic Individualism. Washington, DC: Georgetown University Press, 2007; о значении для ВВП см.: Stiglitz J.E. Sen A., Fitoussi J.-P. Mismeasuring Our Lives: Why GDP Doesn’t Add Up. N.Y.: The New Press, 2010; Стиглиц Дж., Сен А., Фитусси Ж.-П . Неверно оценивая нашу жизнь: Почему ВВП не имеет смысла? М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2016; о вопросах морали и этики в либеральной мысли см.: Gaus G.F . Value and Justification: The Foundations of Liberal Theory. N.Y.: Cambridge University Press, 1990. Однако основной идеей этой книги является акцент именно на том способе, каким образом экономические измерения ценности в производстве фундаментально изменили возможность различать создателей и изымателей ценности, а следовательно, и различие между рентными доходами и прибылями, что, как мы увидим в главе 2, иначе влияет на ВВП, нежели проблемы, выявленные у Стиглица.
. Если допущение, что ценность определяется «на глаз», не оспаривается, то в таком случае определенные виды деятельности неизбежно окажутся создающими ценность, а другие – нет, просто потому, что некто – как правило, имея в этом материальную заинтересованность, – так утверждает (возможно, более красноречиво, чем другие). Те или иные виды деятельности могут перескакивать с одной стороны границы сферы производства на другую с помощью одного клика мышки, и едва ли это кто-то замечает. Когда банкиры, риелторы и букмекеры заявляют, что создают ценность, а не изымают ее, представители магистрального направления экономической науки не предлагают никакого основания для того, чтобы оспорить это, даже несмотря на то что публика может относиться к подобным претензиям скептически. Кто способен возразить Ллойду Бланкфейну, когда он заявляет, что сотрудники Goldman Sachs входят в число самых продуктивных людей на свете, или фармацевтическим компаниям, поясняющим, что запредельно высокая цена на какой-нибудь из их препаратов объясняется порождаемой им ценностью ? Истории о создании богатства могут убеждать (или «захватывать») правительственных чиновников, как это недавно продемонстрировало одобрение правительством США курсов лекарственного лечения лейкемии стоимостью полмиллиона долларов, обоснованное именно продвигаемой фармацевтической индустрией моделью «ценообразования на основе ценности» – даже невзирая на то, что вклад налогоплательщика в создание соответствующего препарата составил 200 млн долларов [34] Szabo L . Breakthrough cancer drug could be astronomical in price // USA Today. August 22, 2017. URL: https://www.usatoday.com/story/news/2017/08/22/breakthrough-cancer-drug-astronomical-price/589442001/ (дата обращения 19.10.2020).
.
Читать дальше