Чарльз Уилан - Голые деньги

Фанатики экономики могут также посетить комнату в гостинице, где было подписано Бреттон-Вудское соглашение — международный договор, определивший архитектуру международной финансовой системы в послевоенный период. Летом 1944 года представители 44 стран собрались в Бреттон-Вудсе, чтобы создать систему, которая защищала бы мир от финансовых проблем и передряг, потрясавших его в 1930-е годы. Система, созданная в ходе конференции, базировалась главным образом на идеях двух человек: британского экономиста Джона Мейнарда Кейнса и Гарри Декстера Уайта, экономиста Министерства финансов США [307]. (К слову сказать, ближе к концу переговоров Кейнс пережил небольшой сердечный приступ [308].) Было ясно, что США выходят из Второй мировой войны в статусе доминирующей военной и экономической державы Запада, оттеснив Англию на задний план в обеих ролях. Разработанная в итоге система отражала превосходство Америки: все основные мировые валюты привязывались к доллару с использованием золотого стандарта США. Генри Брэндс выдвинул такую гипотезу: «Возможно, инфаркт Кейнса был тогда спровоцирован вовсе не жестким графиком переговоров, а пониманием того, что Бреттон-Вудское соглашение окончательно затмило Великобританию и фунт стерлингов Америкой и ее долларом» [309].

США подтвердили прежнюю стоимость доллара, привязав его к золоту по курсу 35 долларов за унцию (по цене, установленной Рузвельтом десять лет назад), и пообещали, что любая страна сможет обменять доллары на золото по этому курсу. Это был «якорь» системы — стоимость всех остальных валют, участвовавших в соглашении, с тех пор определялась в долларах. Страны обязались придерживаться установленной привязки — обменного курса — с возможностью отклонения в небольшом диапазоне [310]. Например, если фунт стерлингов дорожал (его стоимость повышалась) по отношению к доллару до такой степени, что курс грозил выйти из указанного диапазона, Банк Англии должен был продать фунты на международном рынке и купить доллары, тем самым снизив стоимость фунта стерлингов по отношению к доллару. В результате этих мер две валюты вновь возвращались к фиксированному уровню. Чтобы укрепить систему, делегаты учредили Международный валютный фонд — международную организацию, которая будет одалживать деньги странам, у которых возникнут трудности с сохранением привязки [311].

Бреттон-Вудское соглашение узаконило курс доллара как резервную мировую валюту — по сути, новое золото. Центральные банки других стран мира обязывались иметь в запасе доллары на случай стабилизации валютных курсов и оплаты международных долгов. Однако, в отличие от золота, американское правительство могло печатать доллары — в неограниченном количестве и при относительно небольших затратах. Даже после того как Бреттон-Вудское соглашение было расторгнуто, доллар сохранил международное господство. Позже, в 1960-е годы, министр финансов Франции описал это однобокое соглашение, как «непомерную привилегию» доллара. Как объясняет Барри Эйхенгрин в своей весьма удачно озаглавленной книге «Непомерная привилегия» [312], «на печать стодолларовой купюры Бюро по выпуску денежных знаков и ценных бумаг США тратит всего несколько центов, а другим странам, чтобы получить такую банкноту, приходится выкладывать реальные товары на 100 долларов» [313].

Назначив доллар на роль мировой резервной валюты, Бреттон-Вудское соглашение официально закрепило экономическое господство Америки в послевоенном мире. Эта новая денежная система в сочетании с расходами в рамках плана Маршалла (американская программа восстановления Европы после Второй мировой войны) в 1950–1960-е годы в значительной мере способствовала быстрому экономическому росту как США, так и других стран мира. Япония и Германия — две сильнее остальных пострадавшие в результате войны страны — постепенно крепли, становясь мощными экономическими державами [314]. Однако к 1965 году гегемония доллара стала объектом яростных нападок. Тогдашний президент Франции Шарль де Голль объявил, что французы намерены потребовать возврата золота на сумму в 400 миллионов долларов, находящегося в хранилищах Федерального резервного банка Нью-Йорка [315]. Де Голль также отметил, что «американский империализм… принимает совершенно разные формы, но самой коварной является доллар» [316]. Высказывания де Голля привлекли внимание Америки к весьма тревожному факту: если центральные банки всего мира вдруг потребуют обменять их долларовые резервы на золото, ей, конечно же, не хватит драгметалла для удовлетворения всех требований [317]. А это вновь возвращало мир к проблеме массового изъятия вкладов из банков — с той лишь разницей, что центром международной финансовой системы теперь были бумажные деньги.