Владимир Малявин - Китай управляемый. Старый добрый менеджмент

Тем не менее ему показалась более интересной попытка разобраться в мировоззренческих истоках китайского понимания управления и стратегии, определить посылки философии человеческой сообщительности как основы культуры и в своём роде первичной правды человеческого сознания. Именно тема «духовного общения» придаёт идее менеджмента особенную привлекательность и спасает её от удушающей диктатуры формалистики. Ибо, как правильно замечают известные современные специалисты по менеджменту, «совершенствование воодушевляет людей, тогда как менеджмент внушает им тоску» [3] G. von Kroch, Kazuolchijo, Ikujiro Nonaka. Enabling Knowledge Creation. — Oxford University Press, 2000, p. 98. , Таким образом, наследие традиционной китайской культуры служит в данной книге материалом для выявления самой природы человеческой сообщительности, что, как надеется автор, позволит прийти к новому пониманию человеческой природы, которое будет не отрицать культурное своеобразие, а, напротив, оправдывать его в категориях универсалистски-гуманитарного знания нового типа.

Рассмотрение человеческой практики с точки зрения сообщительности предполагает особый понятийный аппарат и особую философскую позицию. Собственно вещи и идеи, то есть идеальный и материальный субстраты человеческого бытия, имеют при таком подходе второстепенное значение. Сама практика предстаёт здесь как континуум духовной «встречи» и, следовательно, как акт типизации, выделки символических типов, воплощающих определённые качества бытия. В свою очередь эти типы имеют своим истоком некие архетипы — первичные, спонтанные и недоступные рефлексии импульсы типизации. В традиции китайского даосизма эта градация бытия и уровней практики соответствует трёхступенчатой схеме человеческого совершенствования и триаде понятий, которая включает в себя физические атрибуты жизни ( мин ), «природу» ( син ) и, наконец, «основу природы» ( бэнь син ).

Сообщительность, таким образом, есть нечто извечно отсутствующее и в материальном, и в мыслимом, и даже в воображаемом мире, но остаётся условием и возможностью всего происходящего в мире. Она же составляет секрет действенности управления в китайской культурной традиции.

Автор попытался рассмотреть китайское понятие «сердечной сообщительности» в его систематическом единстве и указал его наиболее заметные точки соприкосновения с чертами делового поведения китайцев.

Что же касается теоретического обоснования подобного подхода к менеджменту и его общечеловеческого значения, то это тема отдельного исследования.

Прежде чем говорить о принципах деловой жизни на Востоке и их возможной роли в современном мире, полезно хотя бы кратко ознакомиться с основными чертами китайской культуры. Тема эта сложная и многоплановая. Мой очерк не претендует ни на доказательность, ни на теоретическую полноту. Я основываюсь на своём знании китайской литературы, многолетнем опыте общения с жителями разных областей Китая и — last not least — на появившиеся в последние десятилетия результаты социологических исследований, которые предоставили наконец некоторые количественные параметры ряда черт китайского миропонимания, характера и поведения. Эти исследования, кстати сказать, разрушают немалоустойчивых стереотипов в отношении китайцев и показывают большое разнообразие культурных типов, существующих в рамках китайской цивилизации.

Здесь самое время подчеркнуть, что «китайский мир», при всей его внутренней целостности и последовательности, интуитивно явственно ощущаемых, вовсе не означает единообразия мышления и поведения его обитателей. Как раз наоборот: китайская цивилизация чрезвычайно богата локальными различиями, порой очень резкими. Это, может быть, самая большая загадка жизненного уклада Китая, так отличающая его от, скажем, уклада соседней Японии. Для сравнения обратимся к России: мы можем резонно утверждать, например, что ядром русской культурной традиции является жертвенность, представленная в образе первых русских святых Бориса и Глеба, но из этого отнюдь не следует, что русские живут или даже обязаны жить по закону жертвенности. Такое требование было бы, помимо прочего, попросту безнравственно. Во всяком случае, китайская культура, или, точнее сказать, уникальное китайское мироощущение, не созидается умственно, не является плодом проекции идеальных понятий на действительность, а как бы спонтанно возникает из реального переживания единственного и неповторимого события, соприкосновения духа и окружающего мира, которое не вмещается ни в какие абстрактные формулы. Главный принцип китайской культуры — «соответствие моменту», что предполагает «преемственность в изменениях» ( тун бянь ). Мы имеем дело с результатами творческой жизни духа, которая воплощается не в отвлечённых правилах (распространённое мнение о косности и рутинёрстве китайского мировоззрения глубоко ошибочно), а в точности отношения к наличной ситуации. Дух китайской культуры способен к бесконечному разнообразию своих проявлений в истории.