Читателю будет проще поверить этому прогнозу, если он сделает поправку на то, сколь интенсивно деутилитаризуется существование. Едва ли не половина нашей активности завязана на нематериальное производство и потребление, а если мерить по вкладу в ощущение бытия и счастья, символическое и вовсе владеет суперконтрольным пакетом акций (свыше 75 %). Однако мы пока еще инфантильны и беспомощны в калькуляциях такого рода процессов. Мы словно люди каменного века — они, верно, поначалу терзались, в каком соотношении менять обтесанные ими топоры на бананы или свиней, поставляемых с соседнего острова [42] М. Саллинз. Экономика каменного века. М.: ОГИ, 1999. 296 с.
. Но со временем как-то наладились разумные эквиваленты, хотя их разбег по нашим меркам впечатляет [43] М. Саллинз. Экономика каменного века. М.: ОГИ, 1999. 296 с.
. А мы сегодня не в состоянии соизмерить пользу и вред от копирайта, или требования феминисток и наносимый ими ущерб, или желание освободиться от черной работы и нежелание расстаться со словом «черный» в лексиконе. Эти процессы имеют единую экономическую природу — в том базовом, определяющем экономику смысле, что в них вовлечены ограниченные ресурсы (включая эмоции, внимание, память, способность к восприятию…), а результаты небезразличны группам интересов. Ресурсные ограничения и конкурирующие интересы — два необходимых и почти достаточных условия для появления рынка. Недостает лишь толчка в нужном направлении.
И как ни трудно представить такие рынки в полном охвате, первые ласточки уже появились. Возьмите Киотский протокол [44] Киотский протокол — международное соглашение, принятое в Киото (Япония) в 1997 г. в дополнение к Рамочной конвенции ООН об изменении климата, обязывающее развитые страны и страны с переходной экономикой сократить или стабилизировать выбросы парниковых газов.
, экономически регулирующий вредные выбросы, — это шаг ровно в указанном направлении. В момент первого предъявления идея рынка вреда , наносимого атмосфере, звучала как чистейшая маниловщина. Кто бы мог поверить, что ее удастся претворить в жизнь?! Однако прошло сравнительно немного лет — и научный курьез превратился в работающий механизм! Или взять такую неуловимую субстанцию, как внимание — казалось бы, как его сочтешь, тем более — в массовом порядке, тем более — в привязке к разным аттракторам? Однако индустрия рекламы элегантно решила эту задачу, выверив с высокой точностью, сколько стоит единица внимания той или иной страты, в той или иной ситуации восприятия. С развитием интернета эти измерения обретают фантастическую детализацию.
Стоит только осознать, что символическое завязано на ресурсы как со стороны производства, так и со стороны потребления, и тотчас во всех трениях и тяжбах на поле политкорректности проявится экономическая подоснова. И чем внимательней мы будем смотреть в эту сторону, тем скорей обмен, поначалу бесформенный и туманный, обретет контуры и габариты. От соглашения к соглашению, от прецедента к прецеденту, от частного и ущербного решения ко все более полному и точному — такова эволюция обменных систем.
Взять прейскурант наказаний в системе права, или торговлю квотами на выбросы, или коррупционноемкий административный рынок, или вики-технологии — всюду, будто из ниоткуда, рождаются все более взвешенные ставки, нормы и решения. Имя этому таинству — обмен и еще раз обмен. Готовясь к акту обмена, стороны просчитывают все плюсы и минусы. Первопроходцам это трудно, так как многие оценки приходится рождать буквально на пустом месте, не располагая никакими реперами. Однако, шаг за шагом, взбираясь на плечи предшественников, последователи проясняют ситуацию. Им проще при условии, что налажен обмен информацией об уже состоявшихся сделках и отложенных результатах. Быстрота, с которой проясняются нормы обмена, зависит от определенности предметов торга, от числа однотипных транзакций и от их публичности.
Выявить относительную ценность нефти или пшеницы легче, чем архитектурного замысла, или консалтинговой разработки, или вреда парниковых газов. Тем не менее с помощью рынка общество справляется и с этими задачами. Правда, до сих пор любые такие расчеты сводятся к деньгам, а все то, что совсем плохо пересчитывается в деньги, отдается на откуп властям или неформальным нормам, примером чего является политкорректность.
Правильно было бы сводить баланс не отдельно материального (с этим как-то справляются), отдельно символического (с чем пока никак), а сводный материально-символический. Научись мы этому, избавились бы от многих перегибов — к примеру, таких, как с копирайтом, который не учитывает потери культуры от госзащиты прав собственности в культуре. Вопрос ближайшего будущего — подключение другого общего знаменателя, нежели деньги, в качестве базисной валюты символических расчетов [45] Как мы показали в другой работе, единственное, на чем в принципе может основываться эта вторая валюта, — это субъективное время личности. При этом речь не идет об исключающей альтернативе деньгам, время и его производные пойдут не в замену, а в усиление традиционной системе обмена. Подробней об этом в моей книге: А. Долгин «Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка» М.: АСТ, 2010, с. 151–166.
.
Читать дальше