«Адам Смит» - Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях

Есть кое-какие приемы, которые могли бы сбалансировать такой процесс. Один из них — это проценты на экономику весом в триллион долларов. Другой — рост доли услуг в общей экономической картине. Министерство труда утверждает, что к 1980 г. в сфере услуг будет занято больше народу, чем в производстве. Услуги не загрязняют среду, однако кривая производительности станет более плоской, потому что от врачей, учителей, парикмахеров и струнных квартетов большого вклада в макроэкономику ждать не приходится.

Человек в зеленом козырьке — это капиталист и менеджер. «Класс капиталистов и менеджеров, возможно, сумеет понять, — пишет Роберт Хейлбронер в своей книге “Между капитализмом и социализмом”, — характер и близость экологического кризиса… Возможно, этот класс смирится с получением меньшей доли национального богатства — хотя бы просто из-за признания того, что альтернативы нет».

Некоторые выводы неизбежны. Даже если опасность экологического кризиса преувеличена и он наступит не скоро, даже если социальные проблемы решаются с помощью существующих механизмов — а по обоим пунктам можно поспорить, — общее мнение начинает отворачиваться от рынка как организма, решающего все, и от бизнес-сообщества. Стоит только понять взаимосвязанность «целей» и «приоритетов», и вы начинаете переносить центр принятия решений из области рынка в область политической философии. (Эта идея была развита Дэниелом Беллом в его книгах «Конец идеологии» и «Постиндустриальное государство», а равно и другими авторами.) «То, что хорошо для General Motors, хорошо для всей страны», — сказал Чарли Уилсон, бизнесмен и один из членов кабинета при Эйзенхауэре. Интересно проследить — год за годом, — какая часть населения по-прежнему согласна с этим утверждением, и понаблюдать за динамикой изменения этой доли.

Так что финансовый менеджер в метафорическом зеленом козырьке уже не будет работать в мире, где рынок полностью определяет, что будет производиться (и навязываться), и не будет работать в обществе, которым управляют бизнес-решения. Капитала все меньше, а прибыли все легковеснее. Он все еще ищет свои три акции, которые должны удвоиться в цене, но спектр его возможностей все уже и уже. Он всегда приглядывался не просто к прибыли (Е), а к темпу изменения ожидаемой прибыли, E + ∆Е, и в долгосрочной перспективе — в широкой перспективе, макроперспективе, назовите, как хотите — его ожидания снижаются .

Ничем не гарантированные ожидания — неотъемлемая часть всех известных нам рынков. Без них компьютеры спокойно подсчитывали бы доходность, а все уже в 10.05 отправлялись бы по домам или, что более вероятно, на какое-нибудь совещание, придуманное специально для того, чтобы занять рабочее время. Ожидания — это то, что Кейнс называет «животным духом»:

Значительная часть нашей позитивной активности — в сфере морали, экономики или самоудовлетворения — зависит в большей степени от спонтанного оптимизма, чем от математического ожидания. Вероятно, большинство наших решений сделать что-то позитивное вызвано исключительно влиянием животного духа — спонтанного позыва к действию, — а вовсе не являются результатом взвешенного среднего количественных выгод, помноженного на количественную вероятность… Следовательно, если животный дух слабеет, а спонтанный оптимизм колеблется, оставляя нас на милость математического ожидания, предприимчивость также ослабеет и умрет — хотя страх перед потерями ничуть не более рационален, чем предшествовавшие ему надежды на прибыль… Индивидуальная инициатива может быть адекватной только тогда, когда рациональный расчет дополнен и подкреплен животным духом. Тогда мысли о неизбежных потерях, которые часто овладевают умами первопроходцев (ибо этому их и нас учит опыт), отбрасываются точно так же, как здоровый человек отбрасывает мысли о неизбежной смерти.

Ни одна из предсказанных катастроф не произойдет завтра. Кстати, тот же Кейнс сказал, что «в долгосрочной перспективе все мы умрем». Мы действовали в последовательности коротких периодов, а те, кто вглядывался в перспективу, делали это на свой страх и риск. У нас есть рынок, способный вместить в себя все услуги и все производство, так что нас, скорее всего, ждут еще многие часы веселой игры в замещение. Но если мы откажемся от «бескрайних равнин» нашей «ковбойской экономики», то новый сузившийся горизонт неизбежно повлияет на нашу способность верить в возможность безнаказанно экстраполировать и множить, в то, что те три горячие акции, о которых нам шепнули во время ланча, могут подняться с 5 до 100. Мы уже потеряли наших «ковбоев» — так я, бывало, называл некоторых сограждан, а если скукожатся и наши Бескрайние небеса, то нам придется отказаться от кое-каких фантазий. Но, в конце концов, фантазиями они всегда и были — так что, возможно, у нас найдутся другие источники энергии, чтобы и дальше вращать колеса.