Внезапно Орочимару стал белее, чем был обычно, и сиганул за ближайшее дерево. Кабуто тоже в мгновение ока скрылся в совершенно дикорастущей конопле.
- С-саске-кун, прячься! Вали оттуда, кому сказал! – донеслось из-за дерева испуганно-раздраженное шипенье Орыча.
Саске не понимал, что случилось, ни одно из его чувств прирожденного ниндзи Листа не говорило ему об опасности. Тут он заметил, как кто-то, пыхтя как белая медведица в брачный период, ломится к нему сквозь чащу. От греха подальше Саске включил шаринган.
Вскоре на лужайку вывалилась престарелая тетка неимоверных размеров. Она была одета в ярко-красное что-то, сильно смахивающее на парашют. Точнее сказать, это парашют был одет в нее. Ее серые волосы были связаны в два тугих пучка на затылке, делая ее похожей на фанатку Сэйлор-Мун на пенсии.
- Э-эй! Мальтшик! – она пробралась к Саске, и тот едва не грохнулся в обморок, окруженный ароматом ее приторно-сладких духов.
- Вам что-то надо?
Женщина удивленно и с явным презрением посмотрела на малолетнего шиноби своими бесцветными, на выкате, глазами.
- Ты скасать это мне, кнабе?
«Чего?» - подумал Саске. Немецкого юный коноховец в Академии не учил, а я учила и знаю, что это значит «мальчик, подросток, юноша» выбирайте, что больше нравится.
- Кааабууутооо! Мальтшик мой, кута ты есть спрятаться? Я только что витеть тьебя стесь.
Кабуто понуро выпал из конопляных зарослей.
- Оооо! Сколько лет, сколько сим!!! А кте это неплакотарное смеиное отротье, твой хосяин? - проусюсюкала тетка.
- Что-о?! – раздалось из-за дерева, где прятался Орыч-сама.
- Аа, вот и еко приятный колосишко послышался.
Женщина подковыляла к дереву. Орыч, показавшийся из своего укрытия, столкнулся с ней нос к груди. Тетка крепко зажала Орыча в объятьях, отчего он исчез в складках ее парашюта, ой, то есть, платья. Подушив его еще минут пять, она обратила свой взор на Кабуто.
Очкарик, побледнев еще сильнее, чем Орыч в прошлый раз, молча протянул руки, решив, что лучше не сопротивляться. Тетка протопала в его объятья. Он, конечно, ее не объял.
- Мама-сан, поснакомьтесь, - задыхаясь, Кабуто смог-таки обратить внимание тетки на Саске. – Это ученик Орочимару-самого – Саске-кун.
- Што это есть са непоньятное имя? Кто он?
- Вообще-то, это Учиха. – Орочимару пришел-таки в примерно вертикальное состояние.
- Учиха? О, это самечательно, я тоше пыла в тетстве учихой. Только пусть он не заучихивается осопо – посмотрите у мальтшика класа соффсем красный! Слетите, чтопы он вечером вовремя лошился спать, – тетка продолжала сыпать полезными советами, а Саске медленно приходил в ярость.
- Мьеня сапыли претставить, - довольно громко намекнула незнакомая пока по имени тетка.
- Ах, да, – Орочимару криво усмехнулся и, собравшись с духом, сказал: - Саске, это Гертруда Иоганн-Себастьяновна Якуши фон Ба-Бах. По совместительству мать Кабуто. Очаровательная юная леди.
При этих словах тетка стала одного тона со своим нарядом.
День 14. все еще.
Так как начинало темнеть, они решили идти домой.
Женщина кинула в Саске чемоданом, видимо, полагая, что потомок легендарно-гениального клана сочтет для себя огромной честью оттащить его в пещеру. Кабуто затравленно поплелся следом.
Орочимару беспалевно старался держаться подальше от мамочки Кабуто. Саске плюнул и бросил чемодан, а потом еще и на чемодан плюнул. Он и свою-то сумку никогда не таскал - стоило только глазом моргнуть, как появлялась целая стая девчонок, готовых подраться за очередь нести его сумку, да и его самого.
Вечером тетка собрала всех в главной комнате (не тронном зале - туда ее Орыч ни за какие техники бы не пропустил).
- Я посмотреть, как вы тут существовать, и прийти к плохой вивот. Я не моку оставить в таких услофиях моеко мальтшика.
- Кабуто, - Орочимару наклонился к самому уху медика. – Если она опять будет клянчить деньги на движение против опытов над хомячками, я вычту это из твоей зарп…
Орыч не успел дошептать, так как мама-сан атаковала его отлично-исполненным хуком справа, который Саске успел-таки скопировать шаринганом.
- Исфращенец! Што ти телаешь с моим мальтщиком?!
Орыч не мог ей ответить, так как ненадолго нас покинул.
- Э, мамулечка-сан, сачем ше вы так… грубо. Тьеперь Орочимару-самой притьется самасывать синяки, а у нас как рас кончилась еко любимая мука. Да и челюсть вставная просто так на тороке не валяется.
- Но он ше… Он ше… Ах, мойё титятко, я так испукался, што этот старый исфращенец стелать што-нибуть яойное… Я ше всеко лишь сащищать тепя.
Читать дальше