Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.

СЮЗОН ( как молодой петушок ). Что?!

КОМИССАР I. … или родственник.

Люди в толпе переглядываются. Внезапный взрыв смеха.

ГОЛОСА. Она сказала, что он хорошенький, только и всего! – Ей жалко стало красивого парня, она ведь еще глупышка! – Для нее парень есть парень!

СЮЗОН. Ой, вот оно… А теперь меня за это убьют!

Веселье с удвоенной силой. Комиссар III выходит из лавки и наблюдает.

КОМИССАР I. Не убьют, нет – если только ты не собиралась установить в стране диктатуру. Кто-нибудь из вас ее знает?

ДОМОХОЗЯЙКА. Конечно! Это Сюзанна Феррюс, дочка цирюльника из двенадцатого дома!

ГОЛОСА ( развеселившись ). Отпустите ее! – Она ж уже собралась прямиком на эшафот!

КОМИССАР I ( сверившись с документом ). Да… ( Комиссару III. ) Как думаешь, что делать с этой пташкой? Отвести в секцию на допрос или сразу отпустить?

КОМИССАР III. Пусти ее. У нас нет времени на ерунду. Надо быть идиотом, чтобы поверить, будто аристократка станет в голос оплакивать своего сообщника на улице.

КОМИССАР I. Ну, гражданка, тогда идите.

Толпа выражает удовлетворение.

СЮЗОН ( смеется сквозь горькие слезы, делает реверанс ). Спасибо вам, граждане! ( Убегает ).

КОМИССАР I. Эй! Ваш хлеб! Возьмите ваш хлеб!

Всеобщий смех. Сюзон возвращается и забирает хлеб. Ей шутливо мешают пройти.

( Коллеге. ) Ну? Нашел что-нибудь?

КОМИССАР III. Абсолютно ничего. Я ведь знал наперед, что он не спекулянт.

КОМИССАР I ( ледяным тоном ). Эй, коллега! Остерегайся чрезмерного доверия к людям! Сейчас мы должны подозревать всех !..

Скромное жилище Робеспьера. Трибун сидит, терпеливо ожидая, пока парикмахер закончит с его волосами, и наслаждается предвесенним днем. Парикмахер посыпает готовую прическу пудрой, клиент подносит к лицу ручное зеркальце – несколько недоверчиво – и, посмотревшись в него, обнажает в улыбке белоснежные зубы.

РОБЕСПЬЕР. Это уж чересчур. Я похож на гигантский отцветший одуванчик.

ПАРИКМАХЕР. Это ваша обычная прическа. Вы просто с лица спали, потому, вероятно, и кажется…

РОБЕСПЬЕР. Может быть. Сделайте с этим что-нибудь. С такой головой меня невозможно воспринимать всерьез.

ПАРИКМАХЕР. Сегодня уже поздно. Завтра я приду еще. И то сказать, ни у кого из моих клиентов нет таких густых волос. Гребень в них так и утопает.

РОБЕСПЬЕР ( через несколько секунд ). Кстати о клиентах – у вас множество источников информации. Говорят, Верховный Судья снова искушает людей по ночам? Вы что-нибудь слышали?

ПАРИКМАХЕР ( в смущении ). Какой только ерунды не наслушаешься…

РОБЕСПЬЕР. Ну и что же? Может, это меня считают теперь тем таинственным существом?

ПАРИКМАХЕР. Боже сохрани! Нет, до этого еще не дошло…

РОБЕСПЬЕР ( уже энергичнее ). Итак?

ПАРИКМАХЕР. Говорят, ч-что… что Дантон.

Робеспьер цепенеет. Гнетущее молчание.

РОБЕСПЬЕР ( естественным, но слишком монотонным голосом ). Откуда вы…

ПАРИКМАХЕР ( все больше теряясь ). Простите, гражданин… не могу…то есть я п-предпочел бы… не…

РОБЕСПЬЕР ( равнодушно ). Хватит об этом. ( Негромкий стук. ) Войдите!

Входит Элеонора Дюпле, 25 лет. Останавливается в дверях.

Добрый день! Прошу извинить, что не встаю. Пожалуйста, заходите…

ЭЛЕОНОРА ( пожимает ему руку и садится ). Вы уже поднялись с постели? Не слишком ли рано?..

РОБЕСПЬЕР ( широко улыбнувшись ). Слишком рано… это после пяти-то недель! Да в такой день, как сегодня, поднялся бы и труп.

ЭЛЕОНОРА. Но земля все еще качается под ногами… не так ли?

РОБЕСПЬЕР. Немножко – но это лишь придает ей особую прелесть. Никак не могу насытиться этим блаженством – передвигаться свободно. Мускулы возвращаются к жизни… Нет ничего приятнее, чем жизнь, дорогая мадемуазель.

Парикмахер отступил на шаг и оглядывает свою работу.

ПАРИКМАХЕР. Ну что ж, по-моему, вы готовы.

Подает ему зеркало, которое Робеспьер опасливо отстраняет.

РОБЕСПЬЕР. Нет… лучше себя не видеть. Спасибо. Пожалуйста, приходите завтра в обычное время!

Парикмахер кланяется и уходит. Робеспьер поворачивается в кресле, облокачивается о ручку и, неопределенно улыбаясь, смотрит в глаза своей столь же неподвижной возлюбленной.

Внезапно он поднимается и протягивает ей руки.

Поздороваемся, львица.

Элеонора спокойно поднимается, они обнимают и целуют друг друга. Однако ей этого недостаточно, она медленно опускается на колени, скользя лицом и корпусом по плечу, груди, боку, обеим сторонам бедра своего друга. Он стоит, опираясь о стол, который от него довольно далеко, чтобы не потерять равновесия, когда она обхватывает его колени, изогнувшись назад в восхитительно неудобной позе. Он защищается – не слишком уверенно – левой рукой. Лишь когда ее руки оказываются ниже бедер, он с трудом и несколько судорожно переводит дыхание и серьезно просит.